— Начну, — обещаю, хватаясь за шею Мирона, чувствуя каждый миллиметр твердой плоти внутри себя. И да, с презервативом не то, не так остро, что – ли, но касания кожи, контакт глаз все замещают. Потому что это не секс, это настоящее. Как дом, в который наконец вернулся. Как семья, которая не предаст.
— Люблю тебя, — рычит Мирон, толкаясь в меня снова, сжимая до боли ягодицы, а я не могу сдержать крик, когда он двигается быстрее, резче, грубее, кайфую от столкновения тел, от пошлых шлепков, от стонов в унисон. Когда так хорошо, когда он внутри до самого конца.
— И я тебя, и я тебя очень люблю.
Глава 46. Саша
— Я виделась с Алексом, — шепчу уже гораздо позже, когда мы почти спим. Почему-то эту информацию я не хочу оставлять на завтра. Надеялась, что, удовлетворившись тремя актами Мирон станет разумнее.
Мирон открывает глаза, поднимается на кровати и испуганно смотрит.
— Ты ездила к нему в тюрьму?
— Он не сидит. Я забрала заявление. Уже давно.
— Ты больная…То есть…
— Я поняла, — смеюсь, толкаю его на подушки и седлаю сверху. – Но послушай… Он просто… Нет ты послушай. Он не плохой. Он ведь столько для нас сделал! И меня берег в детском доме. И мать нашел, и Дашу спас, и Марка. А тебя сколько раз от тюрьмы спасал?
— Тебя трахал…
— Трахаешь меня ты, а он так, дурью больше маялся… Мирон, он не заслуживает сидеть в тюрьме, только потому что я не люблю его. Мне кажется любой мог бы слететь с катушек, вложив столько сил в человека, но не получив взаимности в ответ.
Мирон отталкивает меня, так что я падаю на кровать и чуть пружиню, а сам идет к окну и долго-долго курит, пока я любуюсь его задницей. Надо у него наши фотографии спросить, он наверняка их припрятал.
— Я убить тебя хотел. – слышу вдруг и вздрагиваю. — Помнишь обрыв? Убить хотел, просто потому что ты не моя. Но я бы никогда не поднял не тебя руку. Бля, Саш. Ты свое лицо тогда видела? Оно же в мясо было… И ты так просто его простила?
Я же не дура, помню все. Но ведь зажило все, даже шрамов не осталось.
— Наше отношение к людям — это сумма его поступков по отношению к нам.
— Вот ты завернула, — усмехается Мирон и поворачивает лицо ко мне. – Типа его хорошие перекрывают плохие?
— Конечно! Так же, как и твои хорошие перекрыли плохой. И себя я тоже простила, ведь у меня тоже были плохие поступки, но я все равно старалась быть честной.
Мирон докуривает сигарету, тушит в пепельнице и идет ко мне. Голый, никого не стесняющийся, идеальный. Мой. Сейчас он конечно думает, что я просто дурочка, что верю в лучшее в людях, но нельзя вечно держать на всех обиду, потому что порой свои поступки гораздо хуже. И гордость одна из причин.
Мирон тянет меня к себе, целует жадно, немного грубо.