— Вы говорите как поэт.
— Жизнь не баловала. Пришлось хлебнуть всякого. И все от женщин. А если теперь я не такой хороший, каким был в молодости, то в этом виноваты женщины. Они мучили меня. Унижали. Поэтому вот уж сколько лет живу один и боюсь их. А вам нечего бояться. Сама себе хозяйка, и хлеб у вас, и нож. А сколько голодных людей на свете…
Он вытащил из внутреннего кармана авторучку и протянул ее мне.
— Пишите… Надо их помирить, ведь они оба хорошие люди и оба холостые.
Внутри у меня разлилось какое-то теплое и романтическое чувство, как в театре, и мне было приятно сделать кого-то счастливым. Доктору я написала: «Настоящие умные люди ищут радость и счастье в том, что их окружает». А девушке: «Верьте в любовь так, как ваши больные верят в волшебство медицины».
— А мне… на вечную память… вряд ли увидимся еще…
Не помню точно, что ему написала. Кажется, что-то вроде «На память о приятной встрече». Прощаясь, он подарил мне свою авторучку и пожелал, чтобы я писала только счастливые письма. Когда мы прощались, мне показалось, что я действительно вижу его в последний раз.
Проснулась я на рассвете. Спала не раздеваясь. Румен не приходил. Подозрение, мучившее меня вечером, вновь засверлило мозг, росло и переполняло мое терпение. Наш разговор у выхода из шахты казался фальшивым. Парень хотел возбудить во мне ревность, и случай оказался самым подходящим, он знал, что та, другая (уж не медсестра ли Симеонова?), будет ждать его там. Она слышала наш разговор, устроила скандал, после которого последовала клятва в любви и верности до могилы, и они вместе отправились в гости к дяде Даньо.
И виной всему одиночество. Когда человек ищет одиночества, оно — рай, исцеление. Но когда оно преследует человека, одиночество становится адом, действует на психику, делает человека мнительным… Меня оно всегда делало доверчивой и склонной к доброте… вредной доброте…
Еще одна иллюзия. Еще одно разочарование. Я давно перестала считать их.
Уеду отсюда. Возьму свою сумку и возвращусь в Софию. Там никто меня не любит, никто не подозревает в уголовных преступлениях. Быстрее в Софию, в маленькую спальню, наполненную запахами книг, кофе и пустой кроватью…
И конец авантюрам! Сиди себе дома и пиши диссертацию!
Быстро впихиваю вещички в свою походную сумку и отправляюсь в районное управление внутренних дел попрощаться, с расчетом возвратиться, когда следствие закончится, взять готовый материал.
Следователи оказались на месте. Казалось, они вообще не уходили. Все трое выглядели мрачными. Что-то случилось, чего я не знала. Мне казалось, что случившееся меня не интересует.
— Зашла проститься. Вызывают в редакцию.
На мои слова они никак не отреагировали.
— Ночью убит Румен Станков.
Я не поверила своим ушам, пытаясь осмыслить услышанное. Хотелось, чтобы повторили сказанное, на этого не последовало.
— Вам придется задержаться у нас.
Помню, что Калинчев пригласил меня сесть на кресло у фикуса и подошел к окну. Видимо, ему было неудобно смотреть на меня. Лицо у него было бледное, глаза провалились, как у больного. Ларгов просматривал какую-то записную книжку, но так осторожно, что казалось, боялся шорохом перелистываемых листов нарушить чей-то покой. Все молчали, как после объяснения в любви. Самое главное было сказано. Предстояло разбираться. Рассчитывали на мою интеллигентность и на мое безвыходное положение. Да, я не могу спрашивать, спорить, чтобы доказать свою невиновность. Как от человека, хорошо знакомого с механизмом следствия, от меня ждали, чтобы я добровольно открыла свою сумочку, вытащила из нее все содержимое, сняла кожаный пояс с брюк, а может быть, колье на тонюсенькой цепочке. Что они еще потребуют? И может, объяснят мне наконец, в чем меня обвиняют? Может быть, фраза «Вам придется задержаться у нас» красноречиво объясняет все? Или они настолько уверены в моей виновности, что не допускают возражения с моей стороны? Я ненавидела эти молодые лица и их выжидательные взгляды. Представляла, как они гордятся тем, что распознали во мне троянского коня, столь необходимого для любого приключенческого романа. Милые! Я засмеялась. Они взглянули на меня. «Ничего, — сказала я им. — Нервы». Они согласно ответили мне кивком: понимаем. Почти дружески: «Да… да…»
ebooksa