Все, что мы когда-то любили

22
18
20
22
24
26
28
30

– Компот из персиков, – воодушевленно перечисляла воспрявшая Тамара, – варенье из грецких орехов, компот из абрикосов, варенье из абрикосов, маринованные помидоры, соленые огурчики. Смотри, какие крохотусенькие! Меньше мизинца!

Он молча кивал.

– Сушеные груши, – продолжала Тамара, – и на компот, и просто погрызть. Знаешь, какие сладкие? Вкуснее конфет!

– Тамара! – взмолился он. – Ну какие сушеные груши? Какой компот? Я буду варить компот?

– Тут веса вообще нет, пух, – бормотала Тамара. – Не о чем говорить. А тут, Игоряшка, ткемали, зеленое и красное, в мясо, к курице, в харчо и просто на хлеб, как ты любишь! А это аджика, ты тоже любишь на хлеб!

Багажник был почти полным, но Тамара ловко продолжала рассовывать по бокам и расщелинам, не переставая смущенно бормотать:

– Кизил, варенье. Такая прелесть! Джем из персика – ах! Лаваш, три штуки. Сулугуни, два круга. Свежайший! Бастурма от Тимура – тоже свежайшая! Ну и орехи: миндаль, грецкие, лесные. Все, мой дорогой! Теперь я спокойна. – И, шумно дыша, она опустилась на стул, но тут же вскочила: – Ой, старая дура! А покушать в дорогу? Ты не волнуйся, я все собрала: хинкали сварила, еще горячие. Упаковала, не беспокойся! Миска, три слоя фольги, полотенце и старая вязаная шапка, кажется, Экина! – рассмеялась она. – Ну и картошечка с укропом, форелька жареная, Тимурка дал. А как же? Поесть-то придется раза четыре, не меньше! Но сначала хинкали, ты понял? – строго спросила она.

Журавлев обреченно молчал.

– Так, – продолжала она, – огурчики, хлеб. В общем, не заголодаешь! А что, есть на трассе, чтоб отравиться? Не-е-ет, – она покачала головой, – этого я не позволю!

– Господи, Тама, – процедил он сквозь зубы, – нет, конечно, тебе огромное спасибо! Но хинкали, рыбка с картошкой – это же все не доедет! Испортится до того, как я проголодаюсь! И что, все в помойку? Весь твой труд – и в ведро?

Она уверила его, что ничего не испортится и он все съест. Ну что с ней делать? Только смириться…

– Ну, – дрогнувшим голосом сказал он, – будем прощаться?

Сделал шаг и обнял ее, эту пожилую женщину, чужую еще несколько недель назад. Обнял и почувствовал ее родной запах – кухни, вчерашних духов, облетевшей пудры, волос, пахнущих травяным шампунем.

Тамара заплакала.

Журавлев гладил ее по голове и говорил давно позабытые нежные слова.

– На следующий год приедешь? – спрашивала она. – Ну ладно, не ври, понимаю! Но ты постарайся, слышишь? А вдруг сложится? И звони, слышишь? Хоть раз в три месяца, а?

Он кивал.

– И не забывай мои слова, женись! Нельзя мужчине без женщины, без семьи, неправильно это. Возьми молодую, неиспорченную. Найдешь, если захочешь! Найдешь! Ну какой ты старый, дурачок? Ты парень красивый, видный! Фигура какая! Просто не там искал, поверь старой Тамрико! Она ведь не дура. А то совсем захиреешь, – повторяла она.

Он снова кивал, смеялся, уверял ее, что она самая умная, умнее он не встречал. И лучше он не встречал! Потому, что своя. Родная. Мудрая, добрая. Светлая.

– Ты светлый человек, Тамрико! Спасибо судьбе за эту встречу, нет, честно, спасибо! Обещаю, буду звонить. – Он сам в это верил. – И да, постараюсь приехать. Нет, честно! И лекарства вышлю тут же, не беспокойся! Ну и вообще… буду скучать. А ты уж, моя дорогая, – он посмотрел ей в глаза, – постарайся не болеть, не нервничать и побольше отдыхать. И не расстраиваться из-за своих девчонок. Сама знаешь – они хорошие, просто такая жизнь.