Нисшедший в ад

…И не было больше покоя в душе Иуды, и тени его не осталось. Вся она шевелилась, звенела и гудела, стонала и выла, как раненый смертельно зверь. Не может быть теперь у него ни радости, ни счастья, ни друга, ни дома. Все стало враждебно Иуде. Воздух, которым он дышал, раздирал его грудь, деревья пресекали ему путь, земля то уходила из-под его ног, то поднималась перед ним, как стена. И луна, светившая сверху и сбоку, проклинала его и надсмехалась над ним, бешено танцуя какой-то безумный танец. Всеми проклятый, всеми брошенный одинокий Иуда направлялся в Иерусалим. Но внезапно он остановился. Ужас сжал ему горло, а прохладная ночь обдала его жаром. Он понял, что было во взгляде Иисуса, когда к Нему приближался предатель. В очах Иисуса была жалость к Иуде, прощение ему Его мучений, прощение его предательства и еще любовь, Его Божественная любовь. Нет, нет, только не это: лучше ненависть, негодование, возмущение, – да что угодно, – но это оскорбительно.

Иуда заскрежетал зубами, но тут же насторожился. Где-то в стороне, но совсем рядом от него хрустнула ветка под чьей-то ногой. «Может, зверь какой?» – подумал Иуда. Хрустнула другая ветка, третья. И в эту минуту он увидел две человеческие, облитые луной фигуры. Одна была ниже и шире в плечах, другая – чуть повыше и стройнее. Они прошли совсем близко от Иуды и, уйдя в тень, исчезли с глаз его. Они прошли так близко, что Иуда узнал их. То были Петр и Иоанн. Они шли молча и очень торопились, потому и не заметили за деревом Иуды. Он еще немного постоял, подумал и пошел за ними, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы хруст веток не выдал его: ведь в саду могли оказаться и другие ученики…

Глава 25. Беспокойная ночь

Анна почувствовал сквозь сон, что кто-то нагло и бесцеремонно тормошит его. Еще не проснувшись как следует, он подумал: «Кто же посмел? Встану – казню». Дело в том, что за ужином старик напился вина до последней возможности и уснул очень крепким сном, как бы потерял сознание. И теперь, когда его разбудили, причем в его же спальне, ослепили светильниками и он почувствовал, что его голова раскалывается, он взревел: «Казню всех».

– Да проснись же, Анна, – услышал он голос своего зятя.

– Светильники убери с глаз долой, – приказал Анна. Он щурился и никак не мог раскрыть свои старческие глазки; он уже сидел на своем огромном ложе.

Светильники унесли в дальний угол комнаты, Анна наконец открыл глаза и спросил:

– Что случилось, Каиафа?

– Анна, ты знаешь, что Его арестовали? – тревожно спросил Каиафа.

– Кого? – все еще пьяным голосом спросил Анна.

– Иисуса Галилеянина, – вскричал Каиафа.

– А-а, – протянул Анна, нимало не удивившись. – Послушай, кликни слугу, пусть вина принесет.

Каиафа всплеснул руками.

«Все же старик изрядный пьяница», – подумал он, подавая знак слуге.

Слуга вернулся скоро с кувшином вина. Анна стал пить его жадными глотками прямо из кувшина, затем отставил вино на стол и посмотрел на Каиафу уже трезвым взглядом.

«Это серьезно», – подумал Каиафа.

– Вот теперь, дорогой мой, у меня голова уже не болит. И не надо ничего думать такого. Ты же знаешь, мой милый, вино – молоко для стариков.

– Ты знаешь, что арестовали Иисуса Галилеянина? – снова спросил Каиафа.

– Милый, который теперь час? – спокойно спросил Анна. – Я что-то не пойму.

– Пять часов ночи [23.00 по нашему времени. – В.Б.], – прошипел Каиафа.