Ёж Люсьен в городе странных людей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хватит соплей. Так почему сумасшедший?

Серого так увлекло подслушивание, что поручение незваного гостя вылетело из его головы.

– Да он… Лабуду какую-то нес, бред про планеты. Рассказывал, как он на землю прилетел. Со спутника! Про озера какие-то говорил волшебные… Про парики, камни поющие… Вот тут я и выдала себя, не смогла сдержаться. Смешно же…

– Психопат, – поставила диагноз Татьяна Юльевна.

– И еще…

– Что?

– Когда Бабакины меня заметили, они кинулись на меня драться! – Настька неискренне захныкала.

– Как? – одурело воскликнула ее мать, заскрипев, кажется, мебельными ножками по напольной плитке. Похоже, вскочила со стула.

Возмущенный, Фокс резко поднялся. Он не был самым умным из животных, но отличить ложь от правды мог. Тем более, сам все видел, когда на полу кухни валялся. Но что же брат? Он, наверное, тоже ошарашен столь бесцеремонным враньем? Серый глянул на него и разозлился: полосатый сладко спал, подергивая усиками от щекочущей мордочку былинки, танцующие в прогретом воздухе бабочки и щебечущие птички усыпили его. Помятая записка лежала возле его носика. Посмотрев на нее, Фокс вспомнил про поручение пришельца и толкнул брата.

– Орали, как психованные! Пихались, я чуть с лестницы не слетела. Вот, спину мне отшибли и бок. Обзывались… – притворным страдальческим голосом в это время жаловалась Настя.

Полосатый потянулся, сладко зевнул. Заметив рассерженное выражение морды серого, поспешил заткнуть ему рот. Фокс, еле сдерживаясь от гнева, показал лапой на окно. Но заторможенный после отдыха Матвей не понял, что означает это братнино поднятие лапы.

– Ох, горе… Говорила я тебе, что добро до добра не доводит! Вот сделала ты хорошее дело, побеспокоилась об них, а в ответ что? Я устрою им, мразям малолетним. Дай мне телефон! – последнее предложение мать проорала так, что коты снова вздрогнули. Лапка полосатого соскользнула с морды брата, и серый, ничем и никем не сдерживаемый, завопил:

– Ззабыл-л, ззачем-м м-мы зздес-сь?

Такого раската двор Лазуткиных еще не видывал. Записка пришельца раскрошилась на мелкие частички. Стекла пластикового окна покрылись паутиной трещин. Деревья тряхануло. Боковые заборы опрокинулись во дворы соседей. Воробьев, щебечущих тут и там, оглушило и унесло за заднюю ограду. Кусты калины и молодые овощные растения из огорода вырвало с корнями и отбросило за ограждение к птицам. Белье, сохнувшее на веревке позади дома, закрутилось вихрем и шлепнулось на опустевшие грядки. Крыша сарая откинулась назад. Трава по всему участку сравнялась с землей, будто по ней прошлись гигантским, дышащим паром, утюгом. Пушистых, оглядывающихся с выпученными глазами, ураган не затронул, даже шерстку не взлохматил – на самих устроителей, по-видимому, непогода не действует.

Братики вышли на дорожку. Матвей, окончательно проснувшись, качал мордочкой, осматривая причиненный урон. Фокс, растеряв всю злость, виновато опустил голову: чужестранец говорил, что они станут громкими, но серый и подумать не мог, что настолько!

Внезапно коты почуяли исходивший с задней стороны дома запах жареного мяса. Оба зашевелили носами и направились к источнику аромата. Зашли за угол. Узнав, что запах исходит из приоткрытой входной двери, полосатый расстроился – залетный заходить в дом запретил, стало быть, мяса им не видать.

Вдруг из двери, подметя порог короткими кудрями, похожими на переплетение множества тонких проволочек, высунулась голова краснощекой женщины. Глаза тетки выпучились от увиденного разгрома, рот приоткрылся. Позади нее прозвучали истеричные возгласы:

– Мама, что там?! Мама?!

– Ничего, ничего, – пришибленно пробормотала Настькина мать и, поднялась, придерживаясь за дверь. – Я пойду, посмотрю. А ты сиди здесь! Наверно, кто-то камень в окно запулил.

– Камень, какой камень?!