Живи и давай жить другим

Я подумал, что мои друзья слишком усердствуют по части юмора.

– Может, раз в жизни будем чуть серьезнее? Мне не до шуток. Ведь он наш друг, и я точно знаю, он потерял вкус к жизни.

– Жизнь – великий дантист. Ты сидишь, раскрыв рот, а он проходит корневые каналы, – парировал Йост.

– Где ты это вычитал?

– Нигде, но звучит красиво.

Но все-таки Йост и Ваутер посерьезнели. Не больно-то приятно сознавать, что, если Стейн в приступе отчаяния бросится под поезд, это будет на их совести. Они торжественно обещали больше не третировать его по пятницам во время гольфа. Даже когда я перееду в Италию. Сказали, что отныне будут обращаться с ним дружелюбнее.

Мне было поручено встретиться со Стейном и разведать, что там с ним происходит. Разговор будет непростым. Ваутер справедливо заметил, что моя скоропостижная смерть тоже наверняка не обрадует Стейна.

Может, стоит как-то ввести его в курс дела, хотя бы частично, но я не представляю себе, с какого боку к этому подобраться.

– Кстати, вам известно, что человек, который бросается под поезд, обходится железной дороге примерно в два с половиной куска? – спросил Йост, чтобы немного разрядить обстановку.

– Так много? – недоверчиво переспросил Ваутер. – Наверное, все-таки дешевле.

– Да, самоубийство – шуточка дорогая, блин. Между прочим, когда поезд останавливают, объявляют не о самоубийстве, а о «наезде на человека». Как будто речь может идти о заблудившемся туристе.

– Знаете что, – сказал Йост, – если заранее втолковать людям, во что обойдется их самоубийство, они выбросят его из головы.

– Полегче, господа, ведь это наш друг, черт возьми, – возразил я для проформы.

92

Самый прекрасный вид сладкого безделья, dolce far niente, – следить за велогонкой «Джиро д’Италия». В прошлые годы я предпочитал «Тур де Франс», но с тех пор, как решил смыться в Тоскану, моим фаворитом стал «Джиро».

Три недели кряду я включал канал «Евроспорт», поздравлял себя с тем фактом, что уволен не по своей вине, и уютно устраивался на диване. Я часами глазел на крутых ребят, неутомимо жавших на педали. На заднем плане проплывал роскошный итальянский пейзаж, то с церковкой, то с небольшим замком. Комментаторы болтали, часы пролетали.

Между делом я мог спокойно поджарить тост с сыром и ветчиной, почитать, подстричь ногти на ногах или очистить яблочко. При этом я поглядывал на экран и прислушивался к бельгийским комментаторам. Смачные фламандцы лучше чопорных голландцев.

В велогонках бывает так, что, даже если ничего не происходит, в любой момент что-то может произойти. Неожиданный отрыв, прокол шины, падение. Гонщику, который сейчас беззаботно крутит педали, через несколько минут придется догонять пелотон, пока доктор, высунувшись из окна машины, обрабатывает его болезненные ссадины.

Я питаю слабость к гонщикам, оказавшимся на последнем месте. В крупных шоссейных гонках часто идет тайная борьба за последнее место. Дело в том, что позже с таким результатом можно выиграть небольшие местные соревнования. И организаторы с гордостью объявляют имя победителя и имя гонщика, занявшего последнее место. Предпоследний интереса не представляет. Я читал, что на первом «Тур де Франс», в 1903 году, последний участник пришел к финишу через шестьдесят четыре часа после победителя. Думаю, к тому времени почти вся публика уже разошлась по домам.

В минувшие годы нидерландским велогонщикам постоянно не везло, но на этот раз повезло, и даже очень. «Наш» Том[30] выиграл «Джиро». Я пустился в пляс перед экраном.