Норби

Сосед тоже не спал, даже не делал вид. Странный швед неподвижно сидел на нарах, время от времени беззвучно шевеля губами. То ли молился, то ли что-то повторял в уме. Доброволец Земоловский встал, подошел ближе. Стурсон-Сторлсон внешне никак не отреагировал, но губы замерли.

— По-польски вы понимаете, но, вероятно, не говорите? А если. Sprichst du Deutsch?

Взгляд шведа остался прежним, никаким, но уголки рта еле заметно дрогнули. Бывший гимназист принялся лихорадочно вспоминать немецкие слова, выдергивая их из вязкой пучины Памяти. Он не просто учил Deutsch, приходилось и разговаривать. Кажется, кто-то заметил, что первым делом будущий солдат запоминает ругательства, но у него было иначе. Sicherung. Dynamitladung. Ausfuhrungsobjekt.

Взрыватель, динамитный заряд. Объект исполнения!

Пучина колыхнулась от близкого взрыва. Слова чужой речи искрами взметнулись над Последним полем.

— Завтрашний день я. Я могу не пережить. Если вам очень повезет, если уцелеете. Расскажите обо мне! Просто расскажите. Не хочу уходить без следа. Я не помню свое имя, и о себе ничего не помню, но. Пусть останутся ваши слова!

Играть в чужие игры не имело смысла. «Малиновых» не обмануть, слишком палачи опытны. Все равно сломают — и добьются своего. Но можно поменять правила. Следователь слишком самоуверен, допрос ведет без конвоя. Привык к покорности, к чужому страху! Чтобы свалить его с ног и выхватить из кобуры пистолет, понадобится несколько секунд. А дальше — последний бой, как тогда, на пыльном проселке. Тачанка против танка Т-26!

А если будет конвой — начать с конвоира, с того, что ближе.

Смерть, незримо стоявшая рядом, положила ему на плечо костлявую ладонь.

— Я буду рядом, мой Никодим!

Слова закончились, не осталось и сил. Странный швед по-прежнему молчал, но внезапно улыбнулся — и протянул руку.

* * *

Ночью он вновь был на Последнем поле. Безмолвные шеренги солдат исчезали в сером сумраке, холодный ветер заметал следы, тени множились, окружали, подступали все ближе и ближе. Он терпеливо ждал, но так и не услышал зова. Бывший гимназист был уже готов отчаяться, забытый среди забытых, когда внезапно соткавшаяся из тумана Смерть взяла его за руку.

Человек без имени открыл глаза, пытаясь понять, в каком из миров довелось проснуться. Серый сумрак остался, но это уже не поле, а камера, рядом чья-то черная тень.

Сосед, Стурсон-Сторлсон, поднес палец к губам.

— Тс-с-с!

Первое слово, им произнесенное. Зато понятное без всякого перевода.

Рука шведа протянулась к его лицу, коснулась уха. Бывший гимназист почувствовал что-то маленькое и твердое в ушной раковине, словно тугую пробку вбили в бутыль. Сосед вновь поднес палец к губам, ладонь протянулась к другому уху.

Второе «тс-с-с!» доброволец Земоловский не услышал. Мир онемел, только сердце громко стучало в тишине. Швед присел рядом, надавил рукой на плечо. Бывший гимназист понял, что вставать нельзя, и послушался.

Теперь в немом мире не осталось ничего, кроме ночного сумрака — и живого, бьющегося сердца. Он мог только ждать. Почему-то вспомнился миг перед тем, как дрогнула земля. Они с паном поручником спорили о том, как лучше воевать, а Грядущее уже стояло рядом, непредсказуемое и невероятное.

Неужели и сейчас?..