Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами,

Не правда ли, любезный князь, что Вы сможете приехать завтра с милейшей княгиней, любимой здесь так же, как Вы, отобедать у меня на горе[194], дабы взглянуть на мир сверху вниз.

Вам понадобятся только коляска с двумя лошадьми и час с четвертью на дорогу. Вы доставите мне огромное удовольствие. Вас любят, уважают, грустят в разлуке и хотят видеть вновь. Я во главе, любезный князь, всех, кто нежно привязан к Вам.

В пятницу утром.

Принц де Линь Д. В. Голицыну, б. г. [Каленберг, > 1809 г.][195]

Любя князя и княгиню, я не хочу им досаждать и из‐за погоды и дорог с глубоким сожалением освобождаю от данного ими обещания, тешившего меня. Надеюсь по крайней мере увидеть их сегодня вечером и прошу их принять уверения в моей нежной, почтительной и вечной приязни.

В субботу.

Принц де Линь Д. В. Голицыну, б. г. [Каленберг, > 1809 г.][196]

Я слишком рано испугался, любезный князь. Вот что значит быть скверным генералом, за неимением практики.

Распогодилось, небо ко мне благосклонно. Будьте и вы благосклонны, любезный князь и княгиня. Приезжайте ко мне на гору. Через Дёблинг и Гейлигенштадт.

Граф Федор Гаврилович Головкин (1766–1823)

Дипломат и литератор, Ф. Г. Головкин был внуком А. Г. Головкина, полномочного посланника в Голландии (1731). А. Г. Головкин не вернулся в Россию, так как его брат, вице-канцлер М. Г. Головкин, был сослан в Сибирь после воцарения императрицы Елизаветы Петровны. А. Г. Головкин был женат на Катрин-Генриетте Дона де Феррасьер, из семьи французских протестантов. Все их дети и внуки были крещены по протестантскому обряду. Отец графа Федора Головкина Гавриил Александрович, носивший имя Габриэль-Мария-Эрнст (1731–1800), стал генерал-лейтенантом на службе в Голландии и женился в 1765 г. на представительнице знатного голландского рода. Ф. Г. Головкин, обучавшийся в Берлине, приезжает в Россию в 1783 г., где он с 1775 г. числился на военной службе, и становится камер-юнкером и сержантом Семеновского гвардейского полка. Участвовал в войне со Швецией как адъютант генерала И. П. Салтыкова. В 1794–1795 гг. — посланник России в Неаполе. Из-за его сатирических стихов, компрометирующих королеву Марию-Каролину, был отозван со своего поста Екатериной II и сослан в Лифляндию. После воцарения Павла I вернулся в Петербург и был назначен придворным церемониймейстером. В царствование Александра I жил в основном за границей: в Германии, Австрии, Франции, Италии и Швейцарии, где он окончательно поселился. Издал на французском языке роман «Принцесса Амальфи» (1820), публицистический текст «Иностранец к французам» (1814), трактат «Воспитание в его отношении к правительству» (1818), а также «Разные письма, собранные в Швейцарии» (1821), где были опубликованы в том числе неизвестные письма Вольтера и Ж. Неккера. Мемуары Ф. Г. Головкина вышли в 1905 г. под названием «Двор и царствование Павла I: Портреты, воспоминания и анекдоты». Его жена, Н. П. Головкина (урожд. Измайлова; 1765–1849), написала два романа на французском языке. Принц де Линь сочинил куплеты в ее честь.

Граф Головкин в воспоминаниях оставил язвительный портрет принца, в стиле самого Линя:

Шарль, принц де Линь и князь Священной Римской империи, был испанским грандом первого класса, кавалером Ордена Золотого руна, командиром немецких гвардейцев Императора, фельдмаршалом и т. д., что в сочетании с высоким происхождением, значительным состоянием, пущенным по ветру, большой гибкостью и веселостью, нравственностью в зависимости от обстоятельств и многочисленными путешествиями сделало из него то, что обычно называют большим вельможей и одной из тех знаменитостей, коим недостает только таланта и признания. Он провел молодость между Венским двором, который из политических соображений отличал бельгийцев, и двором Версаля, где король и принцы называли его не иначе как Шарло. Иосиф II, предпочитавший услуги людей посредственных, полагая их более покладистыми, и любезных, как более способных вкрасться в доверие, использовал его в особенности для ведения различных переговоров с Россией, считая, что от его мнения всегда можно откреститься, и в армии, где тот проявлял доблесть и предприимчивость, поскольку видел в нем генерала, которого можно окружить равными по званию и даже теми, у кого он окажется в подчинении, при том, что его это нисколько не заденет. Господин де Линь был высокого роста и хорошо сложен, лицо его, видно, было красивым, хотя и несколько женственным. В двадцать лет он, наверное, походил на того, кого принято называть фатом. При первой встрече его манеры были прекрасными и величавыми, но на следующий день поражали своей развязностью. Он говорил и делал вещи, которые никак не соответствовали его имени и еще более — его званиям. Его неряшливость притязала на оригинальность. На его горе[197] близ Вены, любимом его местопребывании после потери Белёя и поместий в Нидерландах, царили крайний беспорядок и убожество, и если его не призывали дела, он покидал постель только к обеду, туда забредали осел или коза, а он, взлохмаченный, поручал заботу о своей прическе проворным перстам камердинера или мулата-наперсника. Опрокинутая чернильница, неразборчивые и покрытые помарками рукописи уведомляли вас о том, что он предавался сочинительству, но его писания, будь то в прозе или в стихах, отличались совершенной посредственностью. Его любимая дочь Кристина, принцесса де Клари, «единственная», как он говорил, «кто была действительно от него», сидя в уголке за расшифровкой и переписыванием его рукописей или возле него, лакомясь фруктами и не переставая попрекать его за то, что он говорил, дополняла картину. Его произведениям не было числа, и госпожа де Сталь с невероятным трудом составила из них два тома, ибо даже анекдоты, которые могли добавить им занимательности, были плохо рассказаны.

Когда было решено, что Фридрих II направит в Петербург своего наследника, Венский двор послал туда принца де Линя, приказав ему расстроить планы именитого участника переговоров, который, будучи от природы застенчивым, выехал к тому же из Берлина с весьма мучительным недомоганием, в каковом он не решился признаться королю, своему дяде. Спустя несколько дней после прибытия наследный принц посетил Академию и от обилия речей, от вида минералов, воинских доспехов и эмбрионов в банках упал в обморок. Принц де Линь тут же садится в карету и летит во дворец. Екатерина, узнав, что он находится в ее апартаментах, велит ему войти и спрашивает, отчего он так скоро явился. «Увы, Государыня! Я сопровождал принца Прусского в Академию и, когда увидал, что он от обилия знаний потерял сознание, поспешил уведомить об этом Ваше Величество». Эта шутка и множество других словечек того, кто в остальном не вызывал приязни, позволили Венскому двору полностью достичь своей цели.

Иосиф не так быстро схватывал смысл шутки, как его славная сестра в России. Вернувшись весьма недовольным из Нидерландов, он пожаловался принцу де Линю на недружелюбие фламандцев. «В конце концов я желаю только их добра». «Ах, Государь! Поверьте: они в этом совершенно убеждены». Император не понял игру слов, которые спустя три недели облетели всю Европу[198].

Стихи

Ф. Г. Головкин принцу де Линю[199]

При Александровом дворе не стану Выпрашивать оков иль фимиам курить. К иным благам стремитесь неустанно! На них я смог глаза открыть. Хочу сравняться с мудрецами И жить лишь в обществе природы и друзей. Тщеславье позабыв, не знаясь с гордецами, Быть может, обрету я радость давних дней. В вас вижу образец, которого нет краше: Вы счастливы, хоть рок порой вас не щадил. И было б храмом сердце ваше, Когда бы в нем амур лукавый не царил. Сего чуждаясь заблужденья, Зачем бы я его потщился осудить? Кто юности и наслажденья Нашел источник, тем мы можем все простить. Карлсбад, сего 13 июля 1806 года

Ответ принца де Линя[200]

С твоим возвратом небо просветлело. И ты, из Теплице негодный дезертир, В моих объятиях обрящешь снова мир. Тебе Швейцария, надеюсь, надоела. А родиной своей, прошу, пожертвуй смело. Постарше, чем Гефестион[201], Моложе, чем Парменион[202], Ты Александров двор предай, мой друг, забвенью. Моих же четырех сортов Детей и мой укрась гостеприимный кров. Тебе давно пора обосноваться в Вене.

Ф. Г. Головкин принцу де Линю

Прощание с Теплице[203] Долины мирные, пора покинуть вас, Здесь Эпидавра бог, Церера и Помона Обильной жатвою мне радовали глаз. Здесь Линь[204] из года в год поет неугомонно На ложе лавровом и славу, и любовь. Увы, не стану я идти вслед за Титиной[205], По тропам, средь цветов блуждая вновь и вновь, Обласканным не быть мне милою Кристиной[206]. Советом, дружбою меня не ободрят Клари, отец и сын[207]; на радость неизменно Всем жителям они здесь с кротостью царят. Прощаюсь я с тобой, предел благословенный, Где в неге, посреди бесхитростных забав В однообразии нам все как будто внове, Где чудом я обрел желанное здоровье, К истоку радостей живительных припав. Одно мгновение — и милый сон умчится. В то время, как пишу, мой приговор вершится. Порой с трудом взойдя на гребни ближних гор, В восторге я смотрел, как дивная природа Бескрайний, красочный являла мне простор. И, на гранитный трон воссев близ небосвода, Я тучные стада и подданных считал, Потоки направлял в безводные долины, Изгибы ручейков и пашни рисовал, Повелевал разбить цветущие куртины, Да служат яркими границами садов, И, оплетя стволы, как стройные колонны, Простым венком чело украсив пастухов, Сияют их цветы в беседке затененной. И ум, и сердце я всегда звал на совет, Я правил как отец и, жизнью умудренный, Знал, что достаток, вкус, без коих счастья нет, Всегда украсят мой приют уединенный. Порой минувшего найти желая след, Я с трепетом вступал в священные дубравы, Где словно времени остановился ход И в сумерках донжон, свидетель ратной славы, Нам достопамятный урок преподает. Я в ужасе бродил под сводами меж терний, Где видятся вожди, поверженные в прах; Я слышал стоны их, я вопрошал их тени И словно с ними жил в промчавшихся веках. Развалины сих стен со мною говорили, От эха гулкого я, вздрогнув, замирал И, воздохнув о тех героях, что почили Во мраке гробовом, скорее прочь бежал. Порой хотелось мне вернуться в наши годы. Как не восславить нам героев наших лет! Я легендарные воспоминал походы Того, кто множество здесь одержал побед[208]. В полях Богемии его влекомый славой, Я шел за Фридрихом, что путь мой направлял. Он, на поверженных взирая величаво, Увенчан лаврами, победы воспевал. Порой во власти дум и вдохновенной лени В мой тихий уголок укрывшись ото всех, Свободный от страстей, иллюзий, заблуждений, Не внемля голосу соблазнов и утех, Богине мудрости я посвящал занятья, В воспоминаниях отраду находил, Старался разумом прошедшее объять я И мысль свою в слова облечь по мере сил. Но чаще, признаюсь, я с лирой на поляне, Увенчан лозами, утехи воспевал, Всей нашей жизни цель, единое желанье, И гармоничный звук округу чаровал. Порхали стаи птиц и волновались воды, Расцветшие цветы овеивал зефир, И, славя радость, я был братом всей природы, Для наслаждения тогда жил целый мир. Промчалось все, уж нет Цереры и Помоны; Светило дня от нас уходит на ночлег, Из сумрачной дали подули аквилоны И скоро гребни гор покроет белый снег. Земля обнажена. Природа, коченея, Теряет прежний вид в печальном полусне. Свои целебные источники Гигея[209] Скрывает медленно в скалистой глубине. Пора прощаться мне с утехами, венками, Час увядания, бесславья настает. Быть может, буду я, увы, забыт друзьями. Что ж мне останется? Унынья тяжкий гнет.

Принц де Линь. Ответ на прощальные стихи господина графа Головкина[210]