Надо же, мою фамилию вспомнил. А ниче я так ударил! Повезло немного, что крепыш уже не трезвый и шатается, вот он на чуток потерял равновесие, а тут такой импульс в голову! Ведь не хотел драться! Сегодня.
— Он мою девчонку сюда привел! — рявкаю я, и гляжу на всех бухающих папиным взглядом.
Не зря тренировал его — проняло даже доярку и Лену, та аж всхлипывать перестала.
— Я к тебе на дискотеку шла, а тут это и меня за шею, вот так больно пальцами, — затараторила она.
— Капец тебе, пальцы сломаю сейчас, — искренне обещаю я, начавшему вставать оппоненту.
— Толян, стой! Он комбайнёр! Нельзя его бить! — привел вдруг довод хозяин дома.
Дебильный довод, как по-моему, но немного времени он выиграл. Подхожу к Ленке и говорю:
— Домой идём, не реви, никто тебя не тронет.
Тут во дворе слышен шум, потом истошный визг собаки, марки дворняга, которая сидела на цепи у Сергея, тяжелые два-три чьих-то шага, и … звук выломанной двери, падающей в коридор вместе с косяком! Инстинктивно загораживаю Лену и хватаю нож со стола. Пусть против ножика попробуют дернуться. Но в комнату заваливается… Виталик, немного бухой, голый по пояс, с какой-то полутораметровой железякой в руках, наверняка, запасная часть от чего-нибудь. За ним влетает Анна Дмитриевна, не в неглиже, конечно, но одета весьма легко — Виталькина майка, не скрывающая крупных сосков, но висящая почти целомудренно — до колена, и в чулках. Волосы распущены и убраны назад. За Аней влетела воробушком Оля Синицкая, подружка и соседка Лены и сразу начинает вопить, тыкая во всех сразу пальцем:
— Вон тот гад, что уволок Лену, — тыкает она в поверженного крепыша и потом тычет в меня. — А вон Штыба, к нему она пошла на дискотеку, говорит, чтобы девки деревенские его не увели.
— Толя, ты его? — спрашивает, нехорошо оглядывая крепыша, Виталя.
— А вон тот здоровяк, которого Толя увёл с дискотеки, — не унимаясь тыкает Синицкая в хозяина, заставив того икнуть и сесть на диван.
— Виталя, Анна Дмитриевна! Я его уже наказал, не бейте сильно, — и добавляю так же дебильно, как и Сергей. — Он комбайнёр.
— Сейчас я из него доярку сделаю, — хватает за шкирку и поднимает похотливого комбайнёра десантник.
— Я доярка! Я! — орёт доярка, вставая на защиту парня. — Меня бей!
Она единственная кто без опаски глядит на десантуру, наоборот взгляд у неё такой… будто ребёнок мороженку увидел и хочет её попробовать.
— Так, ребята, на выход! Этого комбайнёра вытаскивай тоже, — быстро ориентируется Аня.
— Братан! Я бы знал, что такая гнида, не звал бы его, — говорит Серёга на прощание.
Иду с Ленкой в клуб, спать надо, та уже отошла. По дороге продумываю будущее письмо. На самом деле я его давно продумал, но нужна печатная машинка, и я, кажется, знаю, где её взять! У нас в клубе в подсобке стоит нулёвая машинка «Любава». Ею, если и пользовались, то немного, в то, что будут искать машинку, я не верю, может зря. Писем будет два, одно на хорошем английском, которое выдаст информацию о покушении, второе сопроводительное, якобы от КГБ. У меня и печать есть! КГБшная! У Ленки ещё в общаге подрезал. Ну как печать — значок с щитом и мечом и надписью «КГБ СССР».
Утром бредём на работу, Бейбут не выспался, но пришёл без сбитых костяшек и финалов, я детально его не расспрашиваю. Идём на ферму, там я беру в помощники Казаха, остальная троица пусть и дальше пол перекрывает. Снимаем опалубку, готовим раствор, класть я не доверю никому. Спрашиваю у бригадира как доехать до Шарыпово, ведь то, что из Родников ходят автобусы до Ачинска маловероятно. Он пояснил, что по дороге за деревней ходят междугородние автобусы и в Шарыпово и в Красноярск, если надо. Уже хорошо! Выйду рано, сяду на атвобус «Шарыпово-Красноярск» и доеду до Ачинска.