Коварная ложь

Она провела рукой под глазами, хотя не пролила ни слезинки, и добавила:

– Ты вернул ей достоинство, потому что ты – хороший человек, хочешь ты в это верить или нет. Иногда мне хочется, чтобы ты дал себе передышку.

Я был почти благодарен ей за ее речь.

Почти.

А потом она все испортила, добавив:

– Ты винишь себя в том, что твой папа…

– Делайла, – предупредил я. Резко.

Это подпадало под раздел «мать-твою-не-суйся-туда» в нашей дружбе.

– Ладно, – она вскинула руки, заставив сумку взлететь. Роско взвизгнул, – никогда не говори об этом. Живи жизнью невыносимого придурка и умри в постели, скрашивая одиночество оплачиваемыми свиданиями. Ничто из этого не изменит того факта, что я знаю твою тайну.

В одну секунду она прекратила выбешивать меня, включив ту часть меня, которая стремилась во что бы то ни стало разрушить все. Я был на тропе вой ны, готовый уничтожить своего единственного друга только затем, чтобы мои тайны умерли со мной.

А затем она открыла рот, и я расслабился, когда она закончила словами:

– Глубоко внутри ты – хороший человек.

Я надоел ей, не говоря ни слова, она развернулась и нажала кнопку лифта с той же энергией, с какой бьют ножом того, кто на тебя нападает. И это была вся наша дружба в двух словах. Она выступала против меня. Я позволял ей это. В конце концов я не сдвинулся с места, но, по крайней мере, у меня был кто-то, кому было не плевать и кто не пытался дорваться до моего члена. Мы даже никогда не обменивались ни объятиями, ни рукопожатиями. Делайла знала мои границы. Контакт кожа к коже был одной из них. Я мог прикоснуться к кому-нибудь, но будь я проклят, если позволю кому-то прикоснуться ко мне.

Я бросил врученные мне листы в корзину у лифта и пошел дальше по коридору, остановившись, не дойдя до дверей конференц-зал. Со своей выгодной позиции я мог наблюдать за всеми так, чтобы никто из команды дизайнеров меня не заметил.

Мой взгляд сосредоточился на Дурге, в голове крутились сообщения Дурги.

Как к грязи.

Хуже, чем к грязи.

Эмери сидела на диване, ее взгляд был прикован к телевизору, к тому моменту, где Ариэль подвергалась рыбьей версии пластической хирургии, чтобы угодить своему мужчине, потеряв способность говорить в процессе, но, знаете, этой женщине и без того нечего было сказать.

(Примечание на память: если у Рида когда-нибудь будет дочь, нельзя позволять ей смотреть мультфильмы о принцессах, не прочитав предварительно разбирающее их эссе).

На Эмери была черная толстовка с капюшоном, расстегнутая и лишь внизу прихваченная слегка на молнию, футболка с надписью «экседентезиаст», и это, насколько я знал Эмери, вполне могло быть названием венерической болезни. Черные ботинки выглядели так, будто ими давили виноград.