Коварная ложь

– Не помню, чтобы я подписывалась на эту TED-лекцию. К твоему сведению, мой трастовый фонд делает мне постепенные выплаты. Я буду получать миллион долларов в год, пока мне не исполнится тридцать один. Затем я получу двести пятьдесят шесть миллионов единовременно.

Он голой рукой поднял тот жалкий кусок индейки: той же рукой без перчатки, которая касалась грязных денег, которые он дал Харлану, – и бросил его мне на тарелку. Половина упала на столешницу, собирая микробы. Другая половина приземлилась на картофельное пюре с подливой, забрызгав мою рубашку.

– Как грустно, – безразлично выдавил он, – в сего один миллион долларов. Мне так жаль тебя, милая. Позволь мне сделать пожертвование в благотворительный фонд наследницы миллиардера. Я направлю его в твой девятизначный трастовый фонд. Не забудь выделить пару центов тому, кому это нужно больше, то есть кому угодно.

Голова у меня туманилась гневом, который сжимал мое горло и сотрясал жилы, не давая мне вымолвить ни слова. Я проглотила разочарование и сосчитала от десяти до нуля.

– Ты не дал мне закончить, засранец. Вирджиния держит его у меня над головой, шантажируя каждые десять секунд и меняя условия моего траста.

Мои руки тряслись. Я сцепила их и спрятала под прилавок, совершенно не собираясь показывать ему, как я напугана.

Меня не волновало, что деньги для него всегда были больной темой.

Меня не волновало, что его родители выбивались из сил, чтобы накормить семью.

Меня не волновало то, что он ненавидел сверхпривилегированных жителей Истриджа, которые не испытывали благодарности за безопасность, которую обеспечивало им их богатство.

Мне было все равно, что бедность, мой отец и отсутствие лечения убили отца Нэша.

Я не думала об этом.

Я думала о своей гордости.

О потраченных впустую ночах, в которые я ворочалась с боку на бок, вспоминая его прикосновения.

О восхитительной плети, которой его слова опускались на мою кожу. О том, как он обращался со мной, как будто я была недочеловеком из-за того, что была Уинтроп.

О том, как я когда-то поклонялась ему, чтобы разочароваться, узнав, что он злодей.

О том, как я все еще жаждала его.

Нэш пожирал меня, словно сердце бури. Я была заперта снаружи без укрытия, вынужденная терпеть безжалостное истязание, не в силах его прекратить.

Я не выбирала своих родителей, но я могла выбрать, прикусить или нет язык, и я была чертовски уверена, что не стану этого делать.

Тон Нэша был жестче натянутой проволоки.

– Насколько я помню, у тебя двое родителей, и твои оправдания менее занимательны, чем эпизод «Семейства Кардашьян».