Коварная ложь

Так что я пресекал ее поползновения.

Каждый. Чертов. Раз.

Она ждала моего ответа. Когда он не последовал, она забрала из шкафа полотенца, сложила их в свой рюкзак и ушла.

Последовав за ней, я дошел до лифта и вошел в него вместе с ней.

Мы оба молчали.

На мне был костюм, который я надел специально для телеконференции с землевладельцами в Сингапуре. Тогда как Эмери надела узкие джинсы и футболку «алекситимия», которую я нагуглил, как только увидел.

Существительное.

Невозможность определить или выразить свои чувства.

Громче всего она говорила, когда молчала.

Эмери нажала кнопку вестибюля.

– Ты не скучаешь по папе в дни рождения?

Я читал между строк, включая и опущенный взгляд. Меж бровями залегла мучительная складка. Я мог бы солгать и облегчить ее боль, но я не стал этого делать.

Она была стеклом, вдребезги разбитым, а я разбрасывал осколки, вместо того чтобы склеивать их.

– Тебе тяжело в дни рождения, когда твоего отца нет с тобой? – давила она.

Я должен был бы ответить ей, но не стал. Конечно, я хотел, чтобы папа был со мной в дни рождения. Я хотел, чтобы он был со мной каждый чертов день. Пусть даже он кричал бы на меня за неразумные решения или за то, что я превратился в одного из тех корпоративных придурков, над которыми мы когда-то издевались.

Мой ответ не имел значения. Конечно, она хотела знать, но что она на самом деле спрашивала – нормально ли то, что сегодня она скучает по своему отцу?

– Ты можешь повидаться с Гидеоном. – Я заблокировал двери, когда они открылись. – Ты знаешь, где он.

Гидеон обманывал себя, поверив, что она сдастся и навестит его.

Она не стала бы делать это.

Требуется сила, чтобы хотеть чего-то и отказывать себе в этом. А Эмери Уинтроп обладала такой силой, что могла сломать себя и вновь собрать воедино. Снова и снова. Алмаз, закаленный под давлением.