Оттуда вылетал на мотоцикле Гриша Лаптев или Олежка Мухобойский, находил бедолагу по рассказанным приметам места и работал лоцманом, доставляя заблудшего до дома. Но это была не беда, а только её самая невинная половина. Хуже было с отоплением и газом. И если баллоны ещё можно было набрать в магазинах и подключать к плитам, варить и мыться в тазиках с горячей водой, то электрические обогреватели, хоть в магазинах их было невпроворот, подключать было не к чему. Никто не любил копать траншеи и закапывать в них электрокабели. А не любишь что- то делать – никто при коммунизме не имеет права тебя заставить. Да и кабели сами мало что давали. Надо было провода от них правильно растянуть по домам и поставить розетки, патроны для лампочек. В самом центре Зарайска это всё сделали, когда население ещё колыхалось на отметке двести тысяч человек. И нанятые в социалистическом Челябинске электрики в обмен на автомобили «фольксваген» быстренько всё сделали. Но когда город растащило вширь и жить в нем стали два миллиона отдыхающих от трудовой социалистической жизни граждан – челябинские, свердловские и омские спецы – тепловики, газовики и электрики отказались даже от «мерседесов», которых в СССР на конец шестидесятых вообще ни у кого не было. В семьдесят втором Зарайск отметил прибытие трехмиллионного члена коммуны, в семьдесят пятом – шестимиллионного и крах коммунистической святой идеи обозначился перед лидерами высшего общественного строя так же грозно и безысходно как полное отсутствие спасательных кругов и шлюпок на огромном тонущем корабле. Люди разбирали в магазинах транзисторные телевизоры и кучу батареек к ним, но не работали холодильники, стиральные машины и всё, что питается настоящим электричеством. Летом город пропадал в темноте с десяти вечера, зимой с шести. И если смотреть на него ночью с того же вертолёта, обычно не летающего в темноте, то о том, что город огромный есть и никуда не делся, можно было догадаться по кострам внутри домов. Для костров рубили засохшие без полива деревья и они летом давали свет, а зимой ещё и тепло.
После сотого за месяц февраль пожара с выгоранием домов до тла и похоронами четырёхсот коммунаров Совет лидеров коммунизма собрался в кабинете Червонного – Золотова.
Глава двадцать третья
– Профессор!– Воскликнул Червонный. – Кранты нам без Вашей мудрости.
Мы бились за победу коммунизма в Зарайске и долг свой исполнили. Но никто и в кошмаре не увидел бы сегодняшней разрухи и общей жалкой беспомощности. Ведь такого просто даже по теории не может быть при коммунизме. Что это, профессор?!
–Здесь, в славной области нашей, увы, собраны и уже девять лет процветают все смертные грехи людей, живущих в безгрешном по замыслу классиков коммунизме Зарайском.– Печально сказал Карданский Витте и стал задумчиво грызть ногти.– Гордыня, высокомерие, тщеславие, упрямство. Эти грехи не дают нашему народу траншеи рыть, свет для себя провести, воду, теплотрассу. Они ведь избранные. В высшем обществе живут. Как можно унизиться до лопаты и грязи под ногтями! Есть такое? Да полно! А зависть, досада от чужого благополучия, хотя вроде все одинаково затарены добром по уши. Но хочется больше, ещё больше. Еле успеваем закупить всё по Миру. А злорадство при чужих несчастьях? Сам видел одного. Он аж танцевал, падаль, когда зимой у соседа дом сгорел. Чревоугодие – вот оно. Все видим. Обжорство и пьянство. Вы же все их наблюдаете постоянно. Не миллионы, конечно. Это невозможно. Но в большом масштабе то же, что и в малом. Эти грехи – не исключение. Это принципы жизни общества. К прискорбию нашему – коммунистического. Гляньте – многие уже еле ходят от ожирения. Весят под двести кило. Жрут и пьют как в последний раз перед завтрашней казнью. Блуд – сплошь и рядом. В разных микрорайонах города уже все со всеми переспали. Вакханалия какая- то! Это же не от страсти, а от безделья всё! Гнев, то бишь ненависть, оскорбления соседей и нас с вами. Обиды на то, что мы запрещаем продавать в другие социалистические города вещи из своего дома. С себя, ядрен корень! А жестокость! Отлавливают собак возле мусорных куч, убивают картечью из двухстволок, а потом рубят топорами на куски. Такого за всю длинную жизнь даже в среде «бичей» не видел. А я с ними долго жил. Ну и жадность повальная. В дом добро у многих не влезает, так всё одно – бегут в магазин и потом во дворе раскладывают, расставляют. И укрывают брезентом. Тьфу, прости Господи. Ну и уныние – иначе тоска, печаль, отчаяние. Посмотрите на народ внимательно. Как они живут! Весёлых много видели, счастливых, добрых, радостных? Ни хрена вы такого не видели и не увидите. И всё это безобразие от лени, лености ума и тела. И все стараются добыть продажами своей дармовщины деньги эти чёртовы. Много денег! И ещё больше, чем много. Закопать, в стены замуровать, в пуховые перины зашить. Зачем им деньги? Значит жадность зовёт их из коммунизма туда, где можно копить, продавать, богатеть и плевать сверху на тех, у кого денег меньше. Кошмар!
Произнёс профессор речь свою слишком уж горячо. Даже из сил выбился. Налил ему Червонный стакан коньяка. Полегчало Карданскому. Он заплакал и ушел из кабинета.
– Нам денег не стали давать на покупки для коммунистического быта.– Сказал Афанасий Ухтомский, он же протоиерей Симеон.– Не все, правда, пока отказывают. Но некоторые капстраны разорвали с нами договора. Япония, Норвегия, Дания и Ватикан.
– Как!– Крикнул Иван голосом сумасшедшего. Даже сам испугался. -Батя Олаф Пятый денег не даёт? На коммунизм! Сыну родному на благое дело зажучил лаве? Да я!! Да мы!! Где Бабуля Ягуля, пробивная сила нечистая, отбойный мой молоток?
–А! Объявился! – Баба Тэтчер материализовалась под потолком. У неё была новая ступа с рычажками и кнопками, и пушистая метла. – Пока пять лет дела ладились – не нужна была умная бабушка? Да, по правде, мне и самой некогда было заглянуть к вам. А сейчас смотрю – скукожились все буйные энтузиасты. Слезу давите из себя, во лбу чешете. Я тут сегодня полетала полдня по городу, везде нос свой горбатый сунула, порадоваться хотела за тебя, Ванёк, да за бригаду твою. Ой-йушки-ой, Иванушка! Чего ж вы испохабили – то предельно высшую ступень вашего развития? У вас не город получился, а кладбище живых людей. Дома- могилы. Люди- уроды жирные и жадные. Сидят по хатам на завалах мебели, посуды, шмоток и электротехники. У всех под задницами ящики и чемоданы с деньгами. Во дворах по три- четыре машины. Ну, машины – ладно. А деньги, в Челябе наторгованные с бесплатных даров ваших, они берегут для другой жизни. Для капитализма.
– Вот ты нарочно меня злишь? – Возмутился Иван.– Какой к матери Калигулы капитализм?! У нас высшая стадия! Капитализм будет пониже социализма даже. А коммунизм – это край! Выше уже нет ступеньки, Да, каюсь за всех, лишку мы пустили народца в коммунизм. Промашка вышла. Кто знал, что попрутся в основном те, кто и в социалистических поселениях ни работать не любил, ни добрые дела делать. Мы же даже во снах кошмарных не видели, что сорвутся в коммунизм первыми те, кто даже на водку не зарабатывал, кто пожрать на халяву любит и кого милиция постоянно треплет то за хулиганство, то за тунеядство и расхищение социалистической собственности. Ну? Поняла? У них ведь не отпечатано на лбу – « хочу жить на халяву, работать ненавижу!»
– Мы въезды и выезды перекрыли. Шесть миллионов придурков, которые хитростью смогли проскочить – уже выше предела. Они когда перебирались к нам – такие песни пели, Родину славили, коммунизмом восторгались, «Слава КПСС» кричали со слезами радости и преданности. Суки.– Добавил Червонный Золотов и сплюнул на чистый свой ковёр в вензелях Востока.
– Ничего, если я для всех откроюсь?– Яга вылезла из ступы и села за пустой стол.– Все вы про меня от Ваньки знаете. А ты, священник Симеон, не крестись и меня не крести. Я сейчас тут сижу не как Яга, а как Тэтчер Хильда Маргарет. Премьер – министром Великобритании буду через четыре года. А пока председатель консервативной партии. Я сама – нечистая сила. Поскольку баба Яга в меня вселилась с рождения. Понравилась я чем- то, значит. Связи у меня сегодня со всеми самыми сильными мира сего. И мы недавно собирались все на шабаш, тьфу ты – на форум всемирный. Ваш вопрос третьим обсуждали. И было решено Сата….нет, извиняюсь, самим Рокфеллером, что мировое финансирование зарайского коммунизма надо прекратить. Результат достигнут. Шесть миллионов граждан великого коммунистического общества в городе и два – в области. Все обеспечены по потребностям и никак не хотят работать по способностям. Оказалось, что способности и желания у всех одинаковые. Смотреть телевизор, есть, пить и отдыхать. Город ваш превратился в джунгли. В нём опасно жить. Возможны эпидемии, бунты желающих свободно торговать своим собственным за пределами Зарайска. Мусор и отходы сейчас по тоннажу превышают количество всех предметов, еды и живых людей. Уничтожить его некому, да уже и невозможно. Считаю, что людей надо срочно эвакуировать туда, откуда их принесла нечистая. Хотя лично я в этом переселении не участвовала.
Стало тихо. Червонный мял в руке рассыпающуюся сигарету. Протоиерей Симеон что- то шептал, но не крестился, Гриша с Олежкой обнялись и слились в одного человека с трагической маской на лице. Профессор достал карманный калькулятор и что- то считал. От чего брови его регулярно взлетали на лоб, обозначая изумление.
– На коммунистическую жизнь мы потратили восемнадцать секстиллионов, девять квадриллионов, четыре биллиона и сто девяносто два миллиона. Если переводить в доллары.
–Деньги возвращать будете?– Мрачно спросил из ниоткуда жесткий хриплый голос очень большого, похоже, мужчины.
–Куда, кому, и где нам их взять? – Иван один видел того, кто задал вопрос.
– Куда – вам скажут. А где брать – думайте. – Голос откашлялся, сказал – «Деятели, мать вашу!», после чего слегка пахнуло серой и настежь распахнулось окно.
– Но у нас ещё есть выход.– Оптимистично воскликнул Червонный- Золотов.– мы можем встретиться ещё раз с крупнейшим писателем Яблонским- Забалуевым? Он рассказал нам идею – как сделать коммунизм реальной производящей силой. Обществом свободных и счастливых людей. Будет столько всякого производства и столько своих денег, что и рассчитаться нам хватит и на счастливую жизнь останется.
–Вот прямо сейчас можно его доставить сюда? В кабинет. – Иван что- то пошептал на ухо Бабе Тэтчер после своего вопроса. – Он в деталях всё растолкует, а мы потом посоображаем коллективно – как идею воплотить.
ebooksa