А на хуторе — скандал. Пришли жинки с глечиками в столовку, а там всего-то молока — по ложке на семью. Ну и заварилась каша! И Косой здесь, оставшийся после скандала с дележкой мануфактуры, после разбирательства дела Потапа Кузьменки, учинившего самосуд над женой, за председателя, и Кравец-счетовод в столовой, и правление в сборе. Распекают Настю за самоуправство, грозятся из коммуны исключить. Настя выступила наперед, сдернула платок с головы.
— Выгоняйте, не дуже заплачу. Як шо не по правде робите, то и коммуна мне не дорога. — Вытерла губы платком, чуть задумалась, затем снова всех перекричала: — Ваши дети не попухнут с голоду! Борщом накормите. А тех, сирот, зачем унижать? — Даже всхлипнула от подкатившей обиды. — Затемно к черту на кулички погнали, а поесть не дали! Это по-коммунски чи по какому робите?
Кто-то подзадорил:
— Так их, Настасья! Гаря-гаря! — науськивал в шутку.
Развеселился народ, поддержал Балябиху:
— В сам деле! Что винить ее? Не себе взяла. Голодными отправлять людей на работу — тоже непорядок!.. Кузьменко бы не одобрил!
— Шо Кузьменко? Где он, твой Кузьменко? Из партии исключенный твой Кузьменко!
Вот уж не к месту был упомянут. Притихли вдруг коммунары. Всю их веселость как рукой сняло.
Завхоз Косой подбил окончательный итог:
— Ответ будешь держать на собрании. Вечером приезжает секретарь райпарткома Сероштан — тогда и ответишь.
В белом полотняном костюме, в хромовых широконосых сапогах стоял Сероштан посредине хуторского двора, окруженный коммунскими мужиками. Начисто выбритая его голова поблескивала туго натянутой смуглой кожей. Впереди себя он держал обеими руками широкополую соломенную шляпу — обыкновенный крестьянский брыль, только с лентой по тулье, — покачивался с пяток на носки. Вокруг одни мужики, баб не видно. Сероштан о чем-то их расспрашивал. Отвечали те, кто посмелее да поречистее.
На высоком цементном крыльце появились двое: Настя Баляба и приехавшая с Сероштаном на рессорных дрожках заведующая Бердянским женотделом Зимина — женщина крупная собой, даже могучая. Голос у нее тоже видный: заговорит — далеко слыхать. Встряхнув коротко подстриженными волосами, повязав голову красной косынкой (в женотделе все в таких косынках бегают), Зимина прямо с порога затрубила:
— Вот тебе, товарищ секретарь, и делегатка. Гляди, какая красавица Настасья Яковлевна, а?
— Пока не вижу. Издали разглядеть трудно.
Мужики затоптались оживленно, закосили глазами.
— У, Настя — баба с перцем. Бедовая!
Сероштан кивнул, еще и шляпой показал на рядом стоящего Косого:
— А вот руководство ее осуждает. Она, дескать, общему порядку не подчиняется.
Косой вроде бы стал оправдываться:
— Конечно, если насчет молока… А так — молодица справная: хоть у молотилки, хоть возле скотины поставь.
ebooksa