— Страсти-ужасти! — засмеялся Юрий, однако уже припадая на стынущую ногу.
В редком мелколесье, на взлобке, начали замечать первые признаки давнего боя. Гуще всего посеяно патронных гильз. Понятно, они уже не светят желтизной латуни и даже не зеленеют ржавчиной. Густо-нагусто облепленные темной коростой времени, они выглядят не гильзами, а панцирями древних меловых моллюсков. Кое-где валяются до предела истлевшие подсумки, шинельные хлястики. Сохранились выбеленные дождями длинные деревянные ручки немецких гранат.
Впереди стена сопки, крутая, почти отвесная.
— Скалолазы-умельцы! Кто рискнет взять ее приступом? — шумнул Владлен Курчавин. Схватившись за ветку куста, ловко вскарабкался на кубический камень. Оттуда по выступам поднялся до хорошо сохранившейся огневой точки: скрытый боковой вход в пещеру, светящийся глазок в каменной стене.
Когда подтянулись остальные, они увидели Курчавина, удобно прилегшего у глазка, просунувшего наружу палку наподобие ствола винтовки или пулемета. Под локтями и слева, и справа — залежи истлевших пулеметных лент. К самой стенке отодвинута темная горка гильз.
— Поработал старатель… — тихо, с непривычной хрипотцой в голосе заключил Владлен, кивая на кучи отстрелянных гильз.
Долгим и тяжелым оказался путь к вершине первой сопки. Когда выбрались наверх, не уговариваясь, присели кто на что: на камень, на каску, на металлический патронный ящик. Юрий поставил капсюлем вверх снарядную гильзу, присел на нее.
Закурили.
— Как нога? — кивнул старший лейтенант на дымящийся паром ботинок Юрия.
— Сохнет помаленьку.
— Долго еще нам ползать по-пластунски? — подал голос неразговорчивый Фишин.
Саша Томбосов показал сигаретой вниз за спину:
— Видишь озеро?
— Не слепой.
— За озером сопку различаешь?
— Ясным ясно.
— Что еще видишь?
— У меня глаза не телескоп.
— Корабельную мачту. Подводники установили, понимаешь?
— Хитрости мало, понять можно.