Чем больше Ковалев узнавал Катю, тем сильнее она нравилась ему. Она не была красавицей. Самое обыкновенное лицо с тонким, чуть вздернутым носиком. Катя одевалась скромно, но все что она носила, было сшито со вкусом, всегда хорошо отглажено. Она не красила губ, даже пудрой, кажется, не пользовалась. В тот первый вечер она была в серой шерстяной юбке и белой шелковой блузе с отложным воротником.
Как-то после кино Катя пригласила Геннадия Васильевича в свою маленькую избушку. Их встретила мать Кати, еще бодрая, подвижная старушка с ласковыми, хитроватыми глазами.
— Пожалуйста, проходите в горницу. Я сейчас угощу вас чаем с вареньем. Катя сама варила…
В горнице было очень чисто и так уютно, что Геннадию Васильевичу не захотелось уходить в свою холостяцкую комнатушку, в которой валялись под кроватью грязные сапоги, а на столе — зачерствелый хлеб, ржавая селедка. В этот раз Геннадий Васильевич окончательно утвердился в мысли, что Катя — девушка умелая, аккуратная и, должно быть, экономная.
Они поженились. Мать Кати вскоре уехала к сыну-полковнику во Владивосток, и после этого стало постепенно открываться, что Катя совсем не умелая, не аккуратная и не экономная. Она даже не могла вовремя приготовить завтрак, и Геннадию Васильевичу зачастую приходилось уходить на работу голодным.
Еще хуже пошло дело, когда родился ребенок, а потом и второй. Катю мучила ее беспомощность, неумение управиться с детьми, с делами по дому. Она ходила постоянно угрюмой, перестала следить за собой. А Геннадию Васильевичу казалось, что его жена — это не та Катя, с которой он когда-то познакомился в Доме культуры.
Он понимал, что ей трудно, и поэтому старался ободрить ее, помочь. Он колол дрова, носил воду, забавлял детей и, вспоминая партизанскую жизнь, занимался поварскими делами. Глядя на него, Катя тоже загоралась, хлопотала изо всех сил. А когда засыпали ребята, они садились на маленький диван, черный дерматин которого Володька во многих местах ухитрился прорезать. Глядя друг другу в глаза, они говорили о том, как дальше жить. Катя соглашалась, что Володьку можно устроить в садик, что соседская старушка не откажется, пожалуй, изредка посидеть с детьми, а они тем временем сходят в кино или театр.
А через несколько дней все снова шло по-старому. Катя мрачно заявляла, что Володьку никому не доверит, что ей не до кино и не до театра, вот даже пол вымыть некогда. И он стал ощущать, что недовольство и глухое раздражение, разрастаясь, как сорняки, глушат в нем теплые чувства к жене. После работы иной раз ему не хотелось возвращаться домой. Не так он думал устроить свою жизнь, совсем не так… Другие тоже имеют детей, а живут по-иному.
И теперь Геннадий Васильевич колебался: говорить о своем решении или повременить. Поймет ли Катя его?
А вдруг категорически заявит: «Не поеду, и все!» Что тогда? Этот вопрос мучил его и во время ужина и позднее, когда Геннадий Васильевич, похлопывая прильнувшего к коленям сынишку, просматривал газеты. Время от времени он косился на жену, укачивающую дочку. Когда дочка уснула, Геннадий Васильевич решительно отодвинул газеты.
— Катя, меня посылают в Шебавино председателем колхоза. Что ты скажешь?
— Председателем? — ее лицо оживилось.
— Да, председателем. — Геннадий Васильевич нетерпеливо приподнялся со стула. — Как ты на это смотришь?
Катя, укрывая дочь, склонилась над качалкой.
— Ну что же, поедем! — сказала она после минутного молчания.
Геннадий Васильевич довольно заулыбался. Все сомнения показались напрасными. Ведь Катя хорошая. Конечно, теперь ей трудно, но подрастут дети, и жизнь наладится. Все будет хорошо.
Глава пятая
В группе из тридцати двух человек оказалось только трое парней: Игорь, Олег Котов и Сергей Филонов. В первый же день занятий Сергей Филонов сказал:
— Вот попали в цветник. Соотношение… Заклюют, — Сергей смущенно заморгал, а бледное лицо его стало розовым.
— Испугался? — иронически спросил Олег Котов, доставая из кармана железную коробку с махоркой…
ebooksa