Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Здорово, торгаш! — Григорий Степанович неторопливо снял большую меховую рукавицу и пожал узкую твердую ладонь Гвоздина.

— Торговлей-то мало приходится заниматься. Больше поручениями… Вот в МТС еду — готовить вопрос на бюро. Ну, а ты как? В седле живешь?

— Наше дело такое.

— Да… — Иван Александрович сочувственно вздохнул. — Знаю, беспокойный… А вот не все это понимают. — Гвоздин подался вперед, задрал голову, доверительно заглядывая в лицо Григория Степановича. — Хозяин не совсем доволен тобой. Думает заменить. Я уважаю Валерия Сергеевича, умный человек… Но тут он, кажется, ошибается. Такие кадры у нас на вес золота. Ковалев, конечно, с дипломом, но разве в этом дело.

Григорий Степанович, смотря вдаль, слушал с обычным мрачноватым выражением на лице, а конь наклонился к кусту, хрустко перекусил крупными зубами оледенелую ветку, потом, отставляя ногу, потянулся к присыпанной снегом траве.

— Ну, ты! Оголодал! — Григорий Степанович так рванул повода, что конь взвился и по-заячьи скакнул в сторону. Кузин ожег его плетью и, не оглядываясь, скрылся за поворотом.

Глава вторая

Игорь бухнул на пол туго набитый учебниками и конспектами портфель и, как был в пальто и шапке, повалился на койку, закинул ноги на грядку. Все! Отмучился! Две недели свободы. Теперь домой. Как там? Сомкнув веки, он попытался представить Клаву. В институте девчат навалом, есть куда красивее Клавы, а она все равно лучше.

Игорь вскочил, пробежал по комнате. Конечно, лучше! Такая светлая, чистая. И он откроет ей всю душу, расскажет все-все, даже тот пакостный случай при зачислении в институт. Пусть знает. Она должна знать все. Домой! Сегодня же!

…Поезд уходил ночью, в двенадцать с минутами, но Игорь вышел из дома в десять.

Стояли жестокие морозы. Днем при солнце было еще терпимо. Но к вечеру температура начинала стремительно падать до сорока. Земля окутывалась седой дымкой, и все, настывая, замирало в безмолвии. Даже воздух становился до осязаемости колючим.

На остановке Игорь долго топтался около чемодана, раздраженно, с нетерпением посматривая в глубину улицы. Там, в туманной темноте, должны были показаться огни трамвая. «Почему не заказал такси?» — укорял он себя, чувствуя, как в тонких перчатках деревенеют пальцы. Игорь сжал их в кулаки, но и от этого не становилось легче. Мороз настойчиво пробирался под пальто, за поднятый воротник, щипал и колол уши. Игорь с завистью подумал о людях, которым не надо никуда ехать. Сидят себе в тепле, читают романы, слушают музыку.

Наконец подошел и с пронзительным скрипом и визгом остановился трамвай. Закоченевший Игорь с трудом втиснулся в вагон, и под ногами опять пронзительно заскрипело и завизжало.

На вокзале Игорь побежал в зал ожидания. Открыл непослушную дверь, просунул вперед себя чемодан.

— Нельзя, молодой человек! Назад!

— Как? — Игорь недоуменно смотрел на женщину с красной повязкой на рукаве.

— Сдайте багаж в камеру хранения.

Все время, пока он стоял в очереди в камере хранения, сдавал чемодан, получал квитанцию и возвращался, в нем, не переставая, кипело раздражение. Безобразие! Формализм, только формализм…

Зал оказался забитым до отказа. Старые и молодые, мужчины и женщины густо облепили диваны, стояли в проходах. Подумав, Игорь предпринял отчаянную попытку пробиться к билетной кассе. И оттого, что его все время бесцеремонно толкали, оттесняли в сторону, оттого, что в зале стояли гул голосов и кислая духота, раздражение перешло в злость. Сцепив зубы, он начал энергично работать плечами.

Более получаса Игорь стоял у барьера, дожидаясь начала продажи билетов. Он то и дело запускал руку во внутренний карман пиджака, нащупывал там деньги и студенческий билет. Одиннадцать. Еще несколько минут и откроют. И вдруг откуда-то с потолка послышался хриплый голос: