Эркелей вдруг звонко захохотала. Клава, покосясь на подругу, подумала: «Чего смешного нашла? Как глупая». Она опять подступила к Буланке. Но та уже не стояла на месте.
— Брось, — посоветовала Эркелей. — Они хитрые… Все понимают…
— Веди теленка! — Клава принялась дыханием согревать руки.
Ласточку Клава доила предпоследней. Вороша солому, корова старательно выискивала клочки сена, аппетитно заминала их в рот. А Клава чувствовала, как пальцы ее, деревенея, выходят из подчинения. Она старалась по всем правилам зажимать в кулак маленькие тугие соски, а пальцы не гнулись, их нестерпимо ломило. В довершение Ласточка, испугавшись соседки, рванулась и опрокинула подойник.
— Да что ты делаешь! Зараза!
Голос у Клавы дрогнул, и она заплакала. Заплакала от горькой досады и боли в пальцах. А у ног валялся подойник, окруженный подстывающей с краев лужей молока.
— Что? Руки? — опросила подбежавшая Эркелей. — Снегом растирай. Обморозишь.
— Я каждую зиму морожу, — спокойно, как о чем-то самом обыкновенном, сказала Чинчей и подняла подойник. — Каких не подоила? Кукушку? Я подою. Иди в избу.
Бывают времена, когда человеку кажется, что его жизнь окончательно зашла в тупик. Окружающий мир, большой, многообразный и яркий, покрывается мрачными тенями, становится ненавистным, постылым. Не находя себе места, человек терзается мучительной мыслью — зачем жить, если завтра, через месяц и год будет так же нестерпимо тяжело, как и сегодня? К чему такая жизнь? Да, к чему? Но что сделаешь? Что можно сделать? Выхода нет.
Вот так случилось и с Клавой.
Обессиленная, прозябшая, она не помнила, как добрела в вечерних сумерках до своего дома. Не раздеваясь, упала на кровать.
— Ой, мама родненькая! Куда мне деваться?
Содрогаясь всем телом, долго плакала, но слезы не приносили облегчения. Сердце по-прежнему ныло от щемящей боли, будто кто-то взял его большой грубой рукой и безжалостно сдавил.
— Провались все коровы! Не пойду! Не пойду! Пусть как хотят…
Клава оторвала от мокрой подушки лицо. Ну не пойдет она, а дальше что? Дома отсиживаться или вернуться в контору?
Клава встала, бесцельно прошлась по комнате, включила свет. Заметив, как струится выдыхаемый воздух, подумала о том, что в доме настыло. Утром не протопила печь. Надо топить. А надо ли? Скорей бы уж мама приезжала… Одичаешь одна. Да, приезжала… Скажет, самовольничаешь, так и надо тебе.
Все-таки она пошла за дровами. Смахнула с поленницы пухлый снег, взяла звонкое полено.
— Клава!
Вздрогнув, девушка обернулась на голос. В темноте над пряслами, смутно чернел силуэт человека.
«Зина! Что ей надо? Вот уж некстати!..» Прижимая к груди полено, Клава неохотно направилась по сугробу к пряслу.