Последняя акция

22
18
20
22
24
26
28
30

В тот вечер Анастасия Ивановна Преображенская дважды набирала рабочий телефон Стацюры. Трубку никто не брал. Домашнего телефона Ивана у нее не было. Она стала рыться в своей телефонной книжке, и неожиданно оттуда выпала визитная карточка. «Жанна Цыбина, режиссер массовых зрелищ». Анастасия Ивановна вспомнила, как та приходила к ней за контрамаркой на концерт Пенкина и оставила свою визитную карточку, подписав на ней от руки домашний телефон. «В любое время, Анастасия Ивановна». — «А я вас хорошо помню, — сказала она тогда, — вы учились у Авдеева. В этой… его знаменитой группе…» — «Я была старостой», — не без гордости подсказала Жанна. «Авдеев!» — вдруг мелькнуло у Преображенской, и в глазах потемнело. Она прекрасно знала, чем занимался Арсений последние годы — переброской на Запад лучших танцовщиц, певиц, акробаток, да и просто красивых девушек. Она слышала от кого-то, что он свернул эту деятельность после того, как вывез на Мальту двенадцать десятиклассниц под видом танцевального ансамбля. Девочки не захотели возвращаться в Россию — до сих пор, наверно, ублажают местных матросов! Кто их поймет, этих сегодняшних девочек?! Родители подали на него в суд, но в контракте стоят их, родителей, собственноручные подписи, а в том, что девочки оказались такими распушенными, вина не его, а, скорее, самих родителей. Они, правда, не знали, что сначала Авдеев на Мальту привез порнофильм с их чадами.

Она позвонила Цыбиной по домашнему телефону. На ее счастье или несчастье, та оказалась дома.

— Телефон Палыча у меня только рабочий, но есть домашний адрес…

— Давай.

— Записывайте — Сиреневый бульвар, дом сорок один, квартира двадцать два…

Она не стала записывать, запоминается легко — 41-й год, 22 июня.

Арсений Павлович сначала смутился.

— Ты? Какими судьбами?

Преображенская, не снимая обуви, быстро прошла в комнату.

— Где Маша? — в лоб спросила она.

— Какая Маша? — Его губы побелели от злости.

— Не валяй дурака, Арсений! Моя дочь Маша — ты ее слишком часто снимал в своей рекламе, чтобы не помнить.

— Ах, да! Маша! А что случилось? Объясни толком! — Уж что-что, а играть Авдеев умел.

— Машу украли позавчера! Это сделал ты, Арсений! Я вижу! Меня не обманешь! Ты и Стацюра! Вы вместе! — Она ударила кулаком по столу, так что опрокинулась на пол пепельница, испачкав пеплом палас.

— Ты с ума сошла! Зачем мне твоя Маша? Это во-первых, а во-вторых, кто такой этот Стацюра?

— Стацюру ты знаешь прекрасно, не ври! Он финансировал все твои грязные делишки. А Маша тебе понадобилась, чтобы продать ее на Запад!

— Она что, Майя Плисецкая, чтобы продавать ее на Запад? Кому она там нужна?

— Кому-то, видимо, нужна, раз ты засуетился, гнида! — Она резко поднялась и направилась к выходу. — Я заявлю на тебя завтра в милицию! — сообщила она уже на пороге и добавила: — Если ты мне ее сам не привезешь! — и хлопнула дверью так, что с потолка посыпалась известка.

Она долго ловила такси — на «частниках» принципиально не ездила еще с советских времен, но, видимо, в этом районе города «зеленый огонек» — редкая птица! Наконец фортуна повернулась к ней лицом, но, назвав шоферу адрес «улица Антона Валека», она вдруг испугалась и переменила свое решение — «улица Степана Разина». Она подумала, что рискованно ехать к Стацюре с пустыми руками, и вовремя вспомнила про дамский пистолет, приобретенный год назад в целях самообороны, который лежит у нее дома, в письменном столе.

В квартиру Стацюры звонила долго и оглушительно. Никто не открывал. «Авдеев, сволочь, наверно, предупредил, вот он мне и не открывает», — подумала она и спустилась вниз. На улице вычислила окна Стацюры и убедилась, что в них темно, хотя темно уже было почти во всем доме, а на часах — без пяти минут два.