— Экий ты сентиментальный стал, Блюм!
— Станешь тут, когда дров наломаешь!
— Ты это, Мишка, брось! Ты все по уму делал, и не надо истерик.
Полина Аркадьевна открыла ему сразу же, как он позвонил, потому что, как и вчера, сидела в кресле в холле и без конца курила.
— Дыму-то сколько напустили! — воскликнул Миша, он не знал, с чего начать. — А Юры нет?
— Нет, — коротко ответила она и пригласила его сесть в кресло. От Полины Аркадьевны не ускользнуло волнение Блюма. Зная по опыту, что такие люди, как Блюм, волнуются редко, поняла — случилось что-то чрезвычайное. — Говорите, — попросила она, видя его нерешительность.
«Ах, как скверно, что нет Юрки! — думал в этот момент Миша. — Где его черти носят? Опять я крайний! Но делать нечего».
— Говорите, — повторила она с болью и тревогой в голосе.
Миша по-ребячьи выпятил нижнюю губу и уставился в пол, как провинившийся пацан, эта его гримаса приводила многих женщин в умиление и смешила. Полина же чуть не плакала, глядя на его жалостливое лицо.
— Полина Аркадьевна, примите мои искренние соболезнования… — выдавил он из себя шаблонную фразу, потому что другие в этот миг просто растерял.
— Ксюшенька? — сразу догадалась она. — Вы ее нашли? Ну, слава Богу, а то я уж боялась, что не похороню.
Миша поднял на нее удивленные глаза.
— Вы знали, что она погибла?
— Мне сказала та женщина в очках… Бывший комсомольский работник.
— Буслаева? Где вы ее видели? — Из соболезнующего он моментально превратился опять в сыщика.
— В лагере, — спокойно ответила Полина Аркадьевна. Видно, в ней все уже настолько перегорело в первые дни исчезновения дочери, что сейчас она была трезва и рассудительна. — Она сказала мне, что Ксюшенька в раю.
Блюм поморщился, как от боли, и переспросил:
— В раю? Так и сказала? — Он сделал паузу и, понизив голос, произнес: — Самой же ей уготовано более мрачное место в загробном царстве.
— Она умерла?
— Повесилась позапрошлой ночью.