Пепел и пыль

22
18
20
22
24
26
28
30

Настоятель испытующе смотрел на меня с подозрительной усмешкой на губах. Мне стало интересно, сколько, в свою очередь, ему известно обо мне. Является ли предметом исповеди то, о чем мы разговаривали с Михалом? Может, он и хранил тайну, но был себе на уме.

Я не был уверен, что мне это понравится.

– Уже известно, что с ним случилось?

Настоятель покачал головой.

– Инфаркт. Обширный инфаркт. Такой молодой… Что ж… Богу так было угодно.

В словах не чувствовалось и тени насмешки. С его точки зрения, мы оба наверняка могли считаться молодыми.

Под сводчатым потолком повисла почти осязаемая тишина. Я глотнул чая, уверенный, что хлебаю оглушительно громко; ложка заскрежетала словно лопата.

– Он оставил завещание?

– Он принадлежал к Братству во Христе. У нас не так уж много материальных благ. Завещать особо нечего. Немного одежды, бумаги, какие-то мелочи… никакого состояния.

– Но вы говорили, отче, что он оставил что-то для меня. Откуда он мог знать?

– Он не знал. Это не завещание, а посылка, которую он собирался вам отправить. Ваши личные вещи – книги, шахматная доска. Видимо, взял на время, а отдать возможности не было. И вот… не успел…

В последнее время я не давал ему никаких книг и тем более шахматную доску. У него имелась своя, и он очень ее любил. Впрочем, он достаточно часто ко мне заглядывал, и ему в голову бы не пришло отправлять что-либо почтой. Однако я не подал виду.

Настоятель отхлебнул чая. Из-за окна доносились звуки дождя и размеренный шорох подметающей мостовую метлы. Мне хотелось курить.

– Отче… как это случилось?

Он беспомощно развел руками.

– Ночью. Утром брат Гжегож нашел его мертвым в постели. Господь призвал к себе – это все, что мы можем сказать. Сами знаете, как оно бывает. Медицина… наука… Тем временем нам попросту ничего не известно. Может, он только выглядел здоровым, а болезнь уже разрушила его организм. А может, просто такова воля Божья.

– Где он похоронен?

Настоятель покачал головой, будто пытаясь мне что-то мягко запретить.

– В нашем склепе. В подвалах костела. Он принадлежал костелу, а теперь принадлежит Богу.

Открыв ящик стола, он пододвинул мне посылку – прямоугольную, упакованную в коричневую бумагу и перевязанную шнурком. Я повертел ее в руках: где-то внутри деревянной коробки загремели фигуры.