— Я бы взял веревки и мешок, но вода далеко, — сказал Фазлур.
— Мы знаем эту каналью. Он такие штуки проделывал, когда нес свою грязную службу в железнодорожных мастерских, но мы его раскусили. Вечерний поезд перерезал бы его пополам, но его предупредили, он исчез вовремя. Это наш старый знакомец, мы горим нетерпением встретиться с ним... О! Пора и нам двигаться.
...С чего началась вся суматоха, что произошло на этой старой весенней улице с двухэтажными домами, узкими дверями и решетчатыми окнами, с закрытыми балконами, чуть выступавшими над первым этажом, погруженными в тишину, как будто в доме все уже уснули, полицейский, примчавшийся на велосипеде, никак не мог выяснить.
Улица была занята толпой возбужденного народа, среди которого особенно шумели женщины и мальчишки, шнырявшие под ногами.
Когда Фазлур вошел в эту улицу, вначале спокойную, по ней скользили тени от женских покрывал, прохожие тихо шли, возвращаясь домой. У лотков торговцев овощами стояли покупатели, а против дома с резной дверью, в нише, на куске старого войлока, расположилась отдохнуть женщина дородного телосложения, страдающая одышкой. По старому обычаю, она закрыла лицо и глухо кашляла под своим темным и душным покрывалом.
Фазлур увидел приближавшихся с другой стороны братьев. Али, в белой рубахе, с ремнем, подпоясывавшим его большие черные штаны, в вязаной шапке на голове вместо тюрбана, походил на простодушного ремесленника-бедняка. Черная борода, воинственный взгляд суровых глаз и огромный щегольской тюрбан придавали Кадыру вид солдата, который сейчас обнажит саблю и бросится в атаку.
Фазлур вспомнил, как один его друг в Карачи во время демонстрации влез на старое дерево, стоявшее на перекрестке, чтобы кричать оттуда лозунги, а полицейский, прицелившись, убил его наповал. Фазлуру казалось, что и в этом тихом переулке скоро запахнет порохом.
Сначала остановилось несколько человек вокруг Кадыра, который спокойно объяснял, что сейчас был подземный толчок, и вот, видите, треснул дом старого торговца, но что большой опасности нет. Тут же начался спор: одни стали кричать, что трещина старая, что она от ветхости, другие уверяли, что ее не было и она появилась только что и следует опасаться новых толчков. Помните, в Кветте тоже началось с небольшого толчка, а что было потом!.. В этот момент раздался грохот в другом конце переулка, повалилась глиняная посуда, наставленная на узких дощечках, и с грохотом упавшей посуды соединился яростный вопль человека. Человек вне себя вопил, что сейчас упадут дома, что это он уже пережил лет двадцать назад, что надо всем немедленно спасаться.
На этот вопль, вызвавший панику среди прохожих, ответил грозным и повелительным голосом Кадыр. Он кричал, что сейчас оторвет голову тому, кто вопит о несуществующем землетрясении и нарушает порядок. Али, а это вопил он, сейчас же ответил бранью на грозное вмешательство Кадыра. Ему вторил торговец горшками, который подбирал осколки с земли и боялся, что новые удары сбросят ему на голову и остальные уцелевшие полки с горшками.
На крик и шум открылись окна, и даже заспанный торговец высунулся с балкона, свесив свою бороду; и когда до него дошло, что его дом треснул и надо ждать новых ударов, он сбежал с лестницы и, расталкивая собравшихся, начал осматривать трещину, которая в темноте казалась живой, потому что от движения людей тени бегали по стене, и можно было действительно спорить, расширяется она или остается такой, какой была.
Сначала над шумом неистовствовали три голоса: это были голоса Али, Кадыра и горшечника, — но приток людей увеличивался. Те, которые только что остановились, привлеченные шумом, хотели узнать, что происходит, и теснились, чтобы расслышать, о чем идет спор перед домом старого торговца. Окна в соседних домах открывались одно за другим, в них появлялись встревоженные женские лица, женщины переговаривались через улицу. Одна хозяйка задела горшок с цветущей розой, горшок упал и звучно разбился о камни. Раздался плач и испуганные голоса проснувшихся детей.
— Что такое? Что такое? — спрашивали новые прохожие.
— Землетрясение! Подземные толчки! Трещина на доме...
У дома торговца продолжалась толкучка, шел жаркий спор:
— Но трещина на этом доме была всегда.
— А вот свежий след. Когда это началось, она была гораздо уже...
— А может быть, тут что-то другое?
В темной улице, за спинами споривших, возник новый шум.
Мимо Фазлура протискались два мальчика; один из них был несомненно Азлам. Люди, толпившиеся недалеко от дома торговца, кричали:
— Поймали женщину! Она напала на мужчину и хотела его убить из ревности.
ebooksa