— Азлам, куда отвезти тебя? Не надо, чтобы ты с перевязанной рукой шел слишком много...
— Отвезите меня... — Он назвал площадь недалеко от квартала, где жил.
Вышли из машины все трое, и Азлам, как котенок, потерся головой о мягкую руку Нигяр.
— А что ты скажешь, мальчик, когда тебя спросят, где ты встретился с ножом? — сказала Нигяр, гладя его по голове.
— Что я скажу? Я скажу, что я поранил руку, споткнувшись о железный обруч, когда бегал со змеем. Железный обруч почти так же режет руку, как нож. Я раз налетел на него, правда, но обрезал не руку, а ногу.
Он побежал по улице под тенистыми деревьями, встряхивая перевязанную руку, вздыхая и спотыкаясь о толстые корни, бормоча разочарованно: «Так вот что такое подвиг!»
Фазлур и Нигяр, отойдя несколько шагов от машины, посмотрели друг другу в глаза, и Нигяр осталась довольна, что Фазлур стоял перед ней ничуть не взволнованный, такой же спокойный, как всегда.
— А шофер? — спросил Фазлур тихо.
— Что шофер? — так же тихо спросила Нигяр.
— Он знает, кого он вез?
— Я не знаю, знает ли, но он не предаст.
— Почему ты так думаешь? Ох, Нигяр!
— Потому что у меня был с ним прямой разговор, и он сказал: «Я никогда не был предателем».
— И ты поверила? Почему ты стала такой легковерной, Нигяр? Ты понимаешь, что я боюсь не за себя. Наш друг должен быть в настоящей безопасности. Тут надо верить не каждому человеку.
Он посмотрел на Нигяр внимательно и увидел, что у нее усталое лицо и усталые глаза. Ему стало жаль ее, и он смягчил свои слова:
— Ну, я думаю, что в этом человеке мы не ошибемся?
— Нет, — сказала она.
— А почему? — с внезапной резкостью спросил Фазлур. Он сам не хотел этого, но получилось резко.
— Почему? Потому, что он коммунист, а коммунисту можно всегда верить. Правда, Фазлур?
— Умар Али? Коммунист?