Две недели в сентябре

– Мы не заключали договор, – сказала она. – Их приезд подразумевался сам собой каждый год. Они всегда писали в июне, сообщали, что приедут. Когда в этом году я не получила от них письма, то написала им сама, и это… это… – Она умолкла, а когда заговорила снова, ее голос не изменился – он просто звучал сухо и бесцветно. – Мне пришлось тяжело… После того, как не приехали августовские гости…

– Но вы же не хотите сказать… – начала миссис Стивенс почти шепотом. Миссис Хаггетт медленно кивнула.

– Они меня подвели. Мне пришлось тяжело в этом году…

Миссис Стивенс подумала, что хозяйка пансиона потянулась к лицу по старой привычке, чтобы вытереть воспаленный глаз, – и вдруг вся похолодела: она услышала сдавленный, страшный звук, нечто между вздохом и всхлипом.

Конечно, ей было нелегко видеть, как четверговая порция портвейна исчезает в среду, но легкий румянец, появившийся на щеках миссис Хаггетт, стоил тысячи благодарностей.

– В следующем году все наладится, миссис Хаггетт, все обязательно наладится – и у вас всегда есть мы; мы всегда будем приезжать – и будем рекомендовать вас другим, вот увидите…

В тот вечер она поведала обо всем мистеру Стивенсу, который, наполовину раздевшись, стоял у кровати и серьезно слушал. Она рассказала ему о несчастьях миссис Хаггетт, о том, как августовские гости подвели ее, и о преподобном Себастьяне Джонсе с пятью дочерями – она рассказала ему все, кроме того, что произошло в конце.

Он долго молчал, когда миссис Стивенс закончила, и даже не ответил, когда она прибавила:

– Думаю, ей будет приятно, если мы останемся еще на один день. Она хочет сделать нам подарок и не хочет, чтобы мы за него платили.

Мистер Стивенс прошелся по комнате и остановился у окна, погрузившись в раздумья.

– Мы поговорим с детьми утром, – сказал он. – Спору нет, было бы очень неплохо провести здесь лишний день…

Он снова надолго замолчал, одной рукой отводя в сторону выцветшую желтую занавеску. До них доносился тихий мерный шум моря. Наконец он повернулся и посмотрел на жену, которая уже легла. Казалось, он взывает к ней, просит помочь ему нащупать нечто ускользающее от него.

– Ты же знаешь, в чем дело, да? – сказал он. Она не ответила – она догадывалась, что он имеет в виду, и слегка повернула голову, не отрывая ее от подушки.

– Тем, кто не понимает, больше не нравится сюда приезжать. Надо посмотреть правде в глаза, Флосси. Эти старые стулья внизу – и эта кровать. Мы-то понимаем, но не все люди такие…

Он сел. Она наблюдала, как он очень медленно расшнуровывает свои парусиновые туфли.

Глава XXX

Эрни был вне себя от восторга, когда услышал великолепную новость, Дик и Мэри удивились и обрадовались. Лишний день! Конец отпуска откладывается! Предложение было встречено с одобрением и принято единогласно, а миссис Стивенс дали особое поручение – передать миссис Хаггетт горячую благодарность от всей семьи.

Мистер Стивенс не рассказывал им до обеда, потому что, прежде чем обсуждать этот вопрос со всеми, нужно было тщательно и всесторонне рассмотреть его. У него самого ни на мгновение не возникло желания отказаться от такой приятной и неожиданной возможности: идея остаться в Богноре до воскресенья была великолепной. Однако трудность заключалась в том, что они заранее подготовились возвращаться именно в субботу, и нужно было разобраться, можно ли внести в планы все необходимые изменения в столь сжатые сроки.

По этой причине он решил провести небольшое и очень тайное совещание, в котором приняли участие миссис Стивенс и он сам. Цель состояла в том, чтобы основательно изучить вопрос и убедиться, что все можно сделать вовремя. И только после этого – но не раньше – следовало сообщить новость детям.

– Если они узнают сейчас, – сказал мистер Стивенс, – придется уступить желанию большинства, и наши руки будут связаны; их уже не получится переубедить, даже если обнаружится, что мы не сможем вовремя изменить планы.