Как по щелчку туман рассеивается. Я нахожусь метрах в пятидесяти от основной группы, которая распалась на отдельных бойцов, уткнувшихся в стену, привставших на одно колено или лежащих на полу. Я бегом возвращаюсь к группе и провожу быструю перекличку. Одного из бойцов, шедшего в арьергарде, нет…
Мы тут же разбиваемся на пять небольших групп и расходимся в разные стороны, осматривая все близлежащие боковые коридоры. Рации не функционируют, и мы договариваемся вернуться на это место, помеченное красной краской, через шестьдесят минут.
Через двадцать минут в одном из боковых коридоров мы находим шлем пропавшего с прикрепленной тактической камерой. Никаких иных следов или снаряжения не обнаружено…
Быстро вернувшись на место сбора, я вытащил карту памяти из камеры и вставил ее в походный лэптоп, молясь, чтобы боец успел включить видеозапись. Он, как оказалось, успел…
Начало записи.
Изображение трясется верх-вниз, и видно, что боец бежит по коридору. За кадром слышно его тяжелое дыхание и неразборчивое бормотание:
– Где…
Изображение резко стабилизируется и замирает: боец внезапно останавливается. Слышен звук расстегиваемых ремешков, и изображение, качнувшись, меняет ракурс, и теперь я вижу лицо бойца: он держит снятый шлем с камерой в руках и снимает себя. Он очень бледен, под глазами видны черные круги. Боец начинает говорить в камеру тихо, но отчетливо:
– Не понимаю, что происходит, группа завернула за угол и в секунду исчезла. Долго бежал по коридору, куда они вошли, но никого не нашел.
Пауза.
– Я остался один.
Камера дергается, когда он резко оборачивается и смотрит куда-то назад. Повернувшись к объективу, он продолжает:
– По-моему, я что-то видел в коридоре, будто что-то темное проползло по потолку. – Голос дрожит.
Он замолкает и вслушивается, морщась от напряжения и страха. Слышно его судорожное тяжелое дыхание. Внезапно отчетливо слышится еще один звук, напоминающий частую дробь копыт… Через миг к нему примешивается утробное горловое рычание… В ту же секунду боец исчезает из кадра, и изображение, перекувырнувшись несколько раз, застывает. Шлем явно падает, и объектив камеры утыкается в стену. Должно быть, боец отбрасывает шлем, чтобы освободить руки. Подтверждая эти догадки, слышится несколько коротких приглушенных очередей. Затем камера фиксирует последнюю фразу пропавшего бойца:
– Этого не может быть, мне просто чудится…
После слышится топот ног в тяжелых ботинках, который постепенно затихает вдали. Можно уловить приглушенный расстоянием звук нескольких коротких очередей. А еще через четыре секунды доносится слабый крик.
Конец записи.
Никакого намека на туман на записи нет.
Потеря соратника подрывает моральный дух группы. Мы не знаем, жив ли наш товарищ. Я долго не могу решить, идти ли нам дальше или остаться и продолжить поиск. Инстинктивно я чувствую, что найти затерянного в дебрях коридоров бойца практически нереально, даже если предположить, что он еще жив. Отчетливо слышанные нами звуки, издаваемые кем-то или чем-то, и последовавшая реакция тренированного бойца оставляют мало надежды на благополучный исход…
В конце концов я принимаю решение двигаться дальше, а масштабную поисковую операцию начать по дороге обратно. Тогда я еще не знаю, что назад группа уже не вернется…