Дневники мотоциклиста. Часть Третья

………

Увидели в придорожной лавке поделки: уже известные «вилки-ложки». По 10-15 рублей! (А какая-то девочка-даун сквозь слюни мне про 2-3 рубля за гнутую вилку втирала). И последний кубинский развод – таможенный сбор за 25 рублей. На контрабандные ракушки и кораллы, рассыпанные ровным слоем по сумкам, никто и носом не повёл. А в дьюти-фри духи кубинские. Те самые: сладкие, сладостные, сладострастные. Как впечатления о Кубе и её прекрасных марипоситах. Но денег давно нет. Да и запах этот в наших суровых краях вряд ли прижился бы. Нельзя с собой вывезти ДУХ КУБЫ!

Иду по последнему рубежу, «по самой бровке» [195], тоскливо озираясь по сторонам. Иду как на расстрел. Тётя-униформа мне улыбнулась. Так светло, так по-кубински искренне. Родная моя, Тётя-Улыбка! Куба – и есть ЭТА САМАЯ УЛЫБКА!

………

Всё: путешествие на излёте, в прямом смысле слова. Я соскучился по своим родным чикам, по своим конькам, по друзьям… хотя нет, по друзьям всё-таки не соскучился. С ними разве соскучишься?

Борт самолёта. Рон vs Текила. 5:0

Около 14 200 км пути

С опаской, разумеется, памятуя наш трезвый и на грани жизни полёт сюда, достали наши походные рюмки: «Па-ма-ги-тя-а-а!» [196] Падрэ Боббо вливался в процесс без фанатизма, через раз. А нам: такое похмелье после Кубы, что жить насрать. Уж лучше от водки, чем от тоски [197]! Стали плотнечком закидывать. Дежурный рон «Эспесьяле» (то есть специально для самолёта припасённый) стремительно закончился. Или дневную норму надоя мы так невообразимо высоко подняли [198], что эта «дежурность» нам как «пшик». А вовремя не закинутая первая тройка рюмок – загубленная следующая «трэс плюс фиксаж» [199]. С трудом дождались, когда погаснет «фастэн ё белт» («но фумар» так и не погасло) [200], и потрусили к проводникам за текилой. Похороводили по стопкам и:

«Эташшштоещщё ззза ГАДОСТЬ мы сейчас проглотили? Ольмека-Голд? Нет, не верю! Мы же раньше… с удовольствием… ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ИЗ САМОЛЁТА! ОБРАТНО ДОМОЙ, НА КУБУ! К РОНУ, СИГАРАМ, КАРИБАМ, МАРИПОСИТАМ! МАМА, А-А-АААААА!»

Но даже их алеманская текила благостно повлияла на расшатанную за последние часы нервную систему. Больной постепенно успокоился и безвольно обмяк на своей койке, вытянув ноги в средний (спасибо работнику аэропорта) проход. Только губы шептали в бреду:

«Улыбка… чумазая… пэсонька…»

………

Всё же хорошая штука – сила Кориолиса [201]. Она скостила нам целых два часа нашего воздушного заключения. Правда, запасы текилы у проводников непростительно быстро иссякли. А всё потому, что компашка за соседним столом также неоднократно прикладывалась к Святому Граалю [202]. А чего вы хотели, дорогие работники воздушного транспорта: радио у вас не работает, видео тоже. А Куба далеко, Куба далеко. И Куба всё дальше! [203]

А потом удивляемся, отчего русские такие горемыки-пропойцы: в таком состоянии если не выпить – повеситься можно [204]! Но была нам наводка: у одной отбившейся на «сон-тренаж» [205] стюардессы бардачок (от слова «бар») ещё не потрошён. И спать ей осталось всего 20 минут. А часики так медленно «ти-и-ик… та-а-ак…» – ещё одна минута прошла-а-а… Такая картина: две страждущие группировки забулдыг спрашивают у каждой встречной униформы: «Ну-у-у? Не пробудилась ещё наша Спящая Красавица с бардачком, полным гостинцев?»

Эта соня продрыхла непростительные СЕМЬ! ЛИШНИХ! МИНУТ! А для нас каждое мгновение – вопрос жизни, понимаете? Хотя ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ КУБЫ? Но, к чести сказать, наш лёгкий-на-подъём-атлет (читай «легкоатлет»), пришёл к заветной ленточке первым (лавровый венец вместе с другими сувенирами где-то дома валяется). Вот что значит сметливый до женского полу глаз: я вычислил, кто из проводниц не принимал участия в перманентных хождениях по салону за последний час. И когда увидел ЕЁ, выспавшуюся и похорошевшую…

…а текила у неё была последняя. То есть нашим соседям повезло куда меньше, ведь они тоже на Ольмеку ставили. А шальной Запаски-Шила у них в запасе, видно, не нашлось.

Запись бортового самописца:

«Разминулись в Гаване с солнцем. Оно пошло на запад, а мы полетели в другую сторону. Хотелось бы с ним ещё встретиться по прилету в Москву. А потом и в Че-Геваринске. Осталось только день в Москве проторчать, да ночь по аэропортам продержаться…» [206]

23.12.06, Суббота. День Семнадцатый

Москва, Шереметьево – Домодедово. «Уснуть и не проснуться!»

23 700 км пути

Серое грязное утро. Серые безрадостные лица. Одежда из камеры хранения тоже серая, тяжёлая и неудобная. Кто всю эту муку придумал?