Подъезжаем к стартовой площадке, дорогу преграждает шлагбаум. Людей нет. Где обслуга? Открывать путь никто не торопится. Пересменка? Обед? Опять издеваются над нами, убогими чухонцами [254], зная про наш цейтнот, эндшпиль и мат. Табличка вроде при въезде красная была? Вернулись, посмотрели на неё, как на новые ворота: ни одной знакомой ноты [255]. Блин, что делать-то? Подъехали поближе к шлагбауму. Бобби вышёл на разведку: опасливо обошёл вокруг три раза. Против часовой – на счастье. Подошёл ближе, снова отошёл… долго так ходил, смотрел, думал, курил. Вновь читал красные рунические письмена и кнопку жал… Камлал, одним словом. Не работает чёртов шлагбаум! Может, на машине подъехать и прямо оттуда помолиться капищу?.. А-а-а, чур меня: поднялась, шайтан-рука, испугалась! Вот что рон животворящий делает [256]!
Вот мы люди тёмные:
Встреча на Эльбе была горячей [258]. Все были усталые, измотанные, но довольные. Ещё бы: Падрэ Марка полгода не видели! Радость переполняла. Марк прибыл чартером через Канкун. Замаялся в дороге не меньше нашего. Чтобы скрасить суматоху, тут же торжественно вручили ему нашу членскую «баскетбол-тимскую» жёлтую майку лидера
Марик подцепил где-то на мексиканской пересылке двух юных америкосов. Те, как заслышали о нашем Плане и целях, наперебой запросились в попутчики:
Попрощались мы со своей четырёхколёсной Сивкой, не без сожаления. Но:
«Барадеро – но Кьюба!»
Интересно было бы посмотреть, той ли дорогой едет деда, что и мы, прокладывавшим свой тернистый путь по перевёрнутой карте Острова. Но сей факт так и остался неразгаданным: за иллюминаторами давно непроглядная тьма к нашим кубинским девяти вечера… постойте… к девяти?! Так мы, что же выходит, ужин, похоже, прое… хлопали?
В дороге, перебивая друг друга, засыпали Марка переживаниями последней недели. Пару раз просили деду остановиться на пип-стоп от нахлынувших на мочевой пузырь эмоций. Чай пиво пьём, не чай! В какой-то момент деда сам, без малейших наших позывов останавливает тачку и… как сиганёт от нас в кусты. Мы даже «пипнуть» ему не успели. Но уже через минуту деда вернулся: живой, невредимый и довольный:
– Я тоже пи́-пи делал!
Вечор [261] наконец принёс то, зачем сюда и пожаловали – началась активная фаза жизни. Падрэ Марк привнёс новые, свежие, яркие краски в уже слегка приглушённые тона нашего вялотекущего алеманского быта.
«Этой ярмарки краски, разноцветные пляски…» [262]
Сперва стояла острая задача накормить МакМарика хоть каким-нибудь МакДональдсом. И самим не оголодать. Благо, к ужину успели. Заселять в абитасьоны товарища не стали: завтра утром всё равно съезжать. А к чему платить больше, если есть «Дося» и русская смекалка [263]? Но дося, не дося, а заветного переливчатого браслета у Марика нет. Тогда делаем так: идём в ресторан тесными рядами, в колонну по четыре. Рука к руке, браслет к браслету. И все в жёлтых клубных майках, как на подбор: тридцать три баскетбол-тимских витязя прекрасных [264]. А Марика в центр клина. Кто догадается, что один из этой команды в жёлтых купальниках халявщик? Хотя позвольте, почему же непременно «халявщик» [265]? Мы вас уже достаточно спонсировали за эту неделю. И ещё вложимся. А сейчас есть хотим, извините.
Камиды? Легко! Марк под конец ужина совсем распоясался, перестав стесняться недостающего, но приличествующего обстановке голографического аксессуара. Хмель проникал в наши организмы всё глубже. Ужин мы превратили в застолье, возбуждённо переговариваясь с «камарерами» и соседями по столикам. Так раскричались, что одна… ба, какая прекрасная и удивительная пейзанка обратила внимание на наш птичий гомон
– Пэрдонэ… ты тоже фром Раша? А я и не сомневался. Потому что ТАКИЕ КРАСИВЫЕ ДЕВУШКИ МОГУТ БЫТЬ ТОЛЬКО ИЗ РОССИИ! Марик, глянь: красата-та-кака!
Но Марк сказал, что у меня заниженные стандарты и самооценка. И что мне срочно надо эту самооценку повышать. И хорошо, что рядом есть он, который всегда поможет, подскажет…
– Вот откуда ты, блин, такой умник выискался? Понаехало лимиты мексиканской. Ху а ю, вообще? Лук эт ми, ин ё айз, пёс ты смердящий [266]! – как мог парировал я зарвавшегося, отстаивая своё право на виденье прекрасного. – Ты меня провоцируешь? Падры, он меня провоцирует… – одним словом, начинался в нашей среде обычный весёлый расколбас.
Насытившись, стали соображать, куда одного члена на постой пристроить. Коиц-то у нас только три. А нас теперь: уно, дос, трэс… а теперь ещё и закрепляющий нарисовался – этот нахальный зарвавшийся выскочка с гипертрофированным чувством прекрасного. И теперь арифметика по койкам никак не бьёт. Потому как наука! Тут, думаем, без вариантов: надо «шерше ля фам» [267] с койкой. И я пошёл «пошуршеть» по сусекам, пока суть да дело.
Заодно дошли у меня наконец ноги до ежевечернего шоу, что в актовом зале нашей захудалой гостиницы. Это как раз возле барной стойки с той самой Пина-коладой, пока лучшей на острове. Давно бы пора было посетить мероприятие, а то у нас всё: то недопой, то перепой. Шоу не поразило: стандартно-алеманское разводилово с уже знакомым по вечерней байле зазывалой-Луисом на конферансе и «Гван-тыры-пырой» под занавес, с материализацией духов и раздачей дисков за
ebooksa