Дневники мотоциклиста. Часть Первая

«Что за репертуарчик у вас? Надо что-нибудь современное. Это вам не тили-тили, это вам не трали-вали…» [269]

Сол Палмерас. «Кирилл Мефодиевич Матросов»

Стали дожидаться дискотеки, вводя потихоньку Марика в краткий курс теории и практики составления лечебных зелий на основе рона, сэрбэсы и других разведённых жуликом-барменом компонентов. Марика несло. Я, глядя на него, обалдевал: как легко он наводит мосты дружбы между нациями и народами. Кирилл с Мефодием [270]! Ну ладно, английский его – 10 лет выдержки, но:

– Марк, ты испанский перед поездкой штудировал?

– Отнюдь.

– А как же ты с этим мексикосом разговариваешь?

– А я знаю?

Понятно вам, падры? Он просто не боится вступать в «эль контакт», вот и весь его секрет. Узнали мы твою тайну кибальчишскую: у него просто порог страха понижен. Нам это на руку. Значит, его первого будем выпускать на амбразуры. Этого Кибальчиша Матросова [271].

– Кстати, а как у тебя с итальянским? А то есть тут одна тема…

Сол Палмерас. «Ленин, Троцкий, Сталин»

Теперь мексиканец. Это тот самый аватара бога Лос Хоерригос, «ара» вчерашний. И, действительно, вовсе он никакой не Мкртчян, а вылитый Хоакин Мурьетович Монтесумов [272]. Как мы раньше не поняли? К моменту нынешней с ним встречи его трюмы уже были полны под завязку. Он едва ворочал лопастями и языком, и для лучшего понимания нам тоже пришлось подналечь. Разговор наш за столиком в фойе тёк неторопливо до самой дискотэк. Вольдемар (имя ему) бурчал что-то невразумительное себе под нос, а Марк вторил по-русски:

– Да, амиго… точно, амиго… ни хрена я не понимаю, что ты говоришь, амиго…

Индеец убеждал, что местные мучачи никогда не сравнятся с мексиканскими по красоте и жару, который так и рвётся наружу из их тугих, горячих мексиканских тел. (А чего же ты тогда сюда припёрся, рыга мексиканская?) Шутили потихонечку, кто во что горазд: он обзывал нас Лениным, Сталиным и Троцким, не забыв упомянуть про невесёлую историю, что случилась с последним в его Мексике [273]. (Это на что это он, морда падлючая, намекает?) [274] А мы пытались научить его правильно произносить полную форму слова «рыга», предварительно разъяснив глубинный смысл этого ключевого понятия баскетбол-тимского культа.

Только представьте, как спустя некое время по всему латиноамериканскому континенту прокатывается волна «хоерригомании»: названия новомодных бутиков, надписи на майках, компьютерная игра, стиль жизни «а-ля Хоерригос»… Так знайте же: корни этой пандемии начались не без нашего скромного участия.

Чуть позже к нам присоединился и Брат-2 [275]: родный брат нашего новоиспечённого аватары бога ХРГ [276]. Всё было круто и весело, пока краснокожие амигосы вконец не надрались, и не стали поносить нашу Родину-мать. «Руссия», говорят, и большим пальцем вниз показывают. У нас весь хмель враз слетел: «Пи-и-и-и, пи-и-пи-и-и! Ты кого это тут, падла, нах посылаешь, ты крепко подумал?» Страсти стали накаляться: кто-то уже начал привставать. Другие увещевали: «Может, у этих грязных подонков этот постыдный жест не несёт такой негативной составляющей?» Но, на всякий случай, всё же прогнали взашей этих мексиканосов от себя и от греха подальше: «Чако, гоу хом!» [277] А сами пошли спустить пар и хоть немного растрясти «ливеры» по танцполу. Напоследок.

Сол Палмерас. Даёшь «Чёрный Бумер»!

К сожалению Марику так и не удалось лицезреть головокружительные «па-дэ-па» [278] нашей всеобщей итальянской любимицы. А кроме неё и пары специально обученных аниматорш зажигательную сальсу никто так и не смог достойно представить на этом сельском смотре художественной самодеятельности. Дискотека вяло текла, приближаясь к логическому завершению. Пока ближе к ночи сюда не стали подтягиваться русские. Из-за столиков, баров и номеров. Когда из колонок прогремел «Чёрный Бумер» [279], я окинул пространство и окрестности: русские полностью очистили танцевальный плацдарм от иноземцев. А вот теперь дис-ко-тэк!

Выяснилось, что многие соотечественники тоже завтра съезжают. Потому решили оторваться, громко хлопнув дверью. Наши интересы слились воедино в этом бессмысленном и беспощадном русском шабаше [280]. Поймал в дверях уже выходящей соседку по волейболу:

– Уже? Что так? Завтра чуть свет? Жаль…

Во первой же части Марлезонского балета [281] одна прекрасная Нереида [282] пригласила меня на тур галопа (к тому моменту уже все нереиды были давно и безоговорочно прекрасны):

– Мадам Цокотуха, а где же ваш спутник? Охо, это как минимум неплохо. Тогда пусть им буду я. Разреж-ж-жите представиться: Ж-ж-жук-ж-ж-жентльмен! – а сам в вихре танца с головой успеваю отметить затуманенным уже взором ещё пару Дюймовочек у стойки. – Ах, круж-жите же меня, круж-ж-жите!

Не ссыте, досточтимые Кроты, найдём, где переночевать. Смотрите, сколько прекрасных возможностей и свободных коек неистово отплясывает свою польку-бабочку.

«Так поди же, попляши!» [283]