Дневники мотоциклиста. Часть Первая

(Звучит лёгкая танцевальная музыка) [284]

Сол Палмерас. «Рыцари Круглого Стола»

Отлично растряслись, но понизили градус. Нужно было срочно спасать ситуацию. К моменту закрытия танцверанды (два ночи) уже довольно тесный круг говорящих на одном языке людей переместился в бар. Дюжина «наших» расселась кругом, соорудив из нескольких журнальных круглых столиков один большой «Круглый Стол». Были тут и Сэр Ланцелот, и Женевра… [285] была даже одна приглашённая местная достопримечательность в качестве свадебного генерала: бабушка из Англии. Лет семисот, не меньше! В вечном сантаклаусском колпаке и усиленно распространяющая в среде отдыхающих гремучую смесь старческих миазмов: пота и валокордина.

(Что она делает в холле в два ночи? Среди русских?)

Какой-то активист на общественных началах вызвался во главу Стола. И вот новоиспечённый Король Артур задал ход внеочередной партконференции: «Давайте, я буду называть города, а вы будете поднимать руки, кто откуда…»

Так… угу… эге… ага… [286] Дюймовочка, что напротив, из Самары: «Ох и беспокойная я» [287], – пишу в дневнике намуслявленным химическим карандашом, пытаясь перевести их самарские дюймы в наши сантиметры: «Вэл, вэл, вэл… одну записываю, а две-пятьдесят-четыре на ум пошло… на дюйм в смысле…» [288]

А рядом со мной… батюшки-святы – Нереида! Та самая, с которой так чудно сплясал сперва польку, а затем и бабочку.

(Как тесен стал наш круг. Как тесны стали вдруг мне плавки) [289]

– Из Москвы? А этот чудный южнорусский говор? Родом с Воронежу? Через Чаплыгин? Хохлушка? Гарна дивчина… [290]

(«Несе Халя воду, коромисло гнеться…») [291]

Остальные представители русской диаспоры были более-менее уже знакомы между собой. Одни мы «тёмные лошадки», выпавшие в осадок из своей так бездарно затянувшейся акклиматизации. Окружающие были уверены, что мы прибыли едва сегодня. А, может, просто нас никто не замечал без нашей неугасимой искрящейся во все стороны звёздочки – Марика? Председатель Артур среди общего гомона успел поделиться с нами своими соображениями по воплощению нашего Плана: «В Тринидаде делать не фиг: город взять за полчаса можно. Уже с учётом разграбления».

(Учтём, разграбим)

В один из подходов к бармену, тот выпалил что-то невразумительное, но явно рассчитанное на мою реакцию. Сюрприз, видно, какой-то, судя по его хитрой кубинской физиономии. Реакция не замедлила: «Ке-е? В смысле чё-о-о? Ни чёрта лысого я ваш кубано не разумею». В общем, сюрприз явно не вышел, пришлось бармену явить на свет заветный листок, где некий сердобольный наш соотечественник накарябал ключевую разводную фразу: «POZOLOTI RUCHKU».

Ах ты, прощелыга кубинская. Ну, на!

Сол Палмерас. «Вечер встречи»

Меж тем народ расейский постепенно докатился до своей крайней фазы – «Ой, мороза». Какая-то тётя, солистка больших и малых академических караоке [292], дала такого «петуха», что все, у кого к тому времени ещё остались уши, поморщились. Поморщилась и пейзанка на том конце стола. Это мне знак:

– Что такое, Даша (пусть будет «Даша»)?

– Да ужасно всё! Как на встрече одноклассников: всем на всех насрать, но создают видимость.

Блин, красиво излагает. Значит, будет о чём с ней поговорить долгими зимними вечерами. У камина, на шкурах медвежьих. Сейчас же зима, и времени для неспешных задушевных разговоров – ещё до самого утра. Всё равно народ с минуты на минуту рассасываться начнёт:

– А мне свадьбу напомнило, – пытаюсь поддержать тему, – типа тётя Клава спрашивает у соседки бабы Нюры: «Кума, это ж хтой неказистой такой в салате мордой ляжить?» А та ей: «Ой, кума, и не спрашай. Это ж Митькиной бабы сестры муж будет, как есть с Воронежу который, значить. Через Чаплыгин. Сродственник, вишь…»

Слушай, Дашуль, – продолжаю гнуть свою линию (плацкарта, плацкарта!), – я тут вот что подумал… знаешь, и ведь я тоже… и ведь меня тоже коробят подобные сборища и все эти «ойморозы». Может, сплотим тесней наши с тобой ряды в более укромном месте? У камина, на шкурах медвежьих…

– Я ещё посижу.