Второй мужик (удерживает руку первого мужика). Погоди, не этот, так иной явится. Слыхал я, царевич в Пскове объявился, в Печорском монастыре. Скрывается под личиной монаха. Может, не сегодня, так завтра явится в нищем облике народ русский поднимать.
Посадский. Какой это царь. Это турок. Ест говядину в среду и пятницу и заставляет себе готовить лягушек. Прогнал жену и живет с чужеземкой.
Посадская. С ливонской курвой живет. Я слыхивала, он ей при первом свидании дукат заплатил.
Первый мужик. Встать бы на царя Петра всем народом и возвопить. Хорошо бы за это постоять. Хоть бы и умереть.
Второй мужик. Эх, куда уж там. Народ наш как на конце ножа живет. В какую сторону свалится, в такую и пойдет.
Третий мужик (пьяный, лежа на земле). А казамерские татары вместо «ура» «урат» кричат. (Смеется).
Музыканты играют и поют.
Музыканты.
Пойду во зеленый сад.
Нащиплю я хмелю ярого.
Накурю вина зеленого.
Напою мужа хмельного.
Положу среди двора.
Обложу его соломою, соломою гречишною.
Кое-кто подпевает, кое-кто пускается в пляс.
Занавес
СЦЕНА 12
Петербург. Комнаты фрейлины Марии Гамильтон. Ненастный, дождливый вечер. Мария бледная, с растрепанными волосами лежит на кровати. Рядом с ней сидит ее горничная, Катерина Терновская.
Мария. Ох, мочи нет, лихорадит меня, ломает каждую косточку.
Катерина (встревоженно). Может, рудометку позвать, барыня, чтоб рожками из головы руду отметала.
Мария (стонет). Согрей-ка лучше воды. Да за мужем своим пошли, Саввой Терновским.
Катерина. Барыня, так ведь муж мой, Савва Терновский, помер уж месяца три тому. Я могу другого моего мужа кликнуть, конюха Василия Семенова.
Мария. Кликни, да поскорей. (Стонет.)
Входит экономка Анна Кремер с судками и ставит судки на стол.
Анна. Госпожа, Марья Даниловна, принесла вам из придворной кухни есть и пить.
Мария. Есть не хочу. Аппетита не имею. А пить хочу.