Избранные произведения. В 3 т. Т. 3: Псалом; Детоубийца

22
18
20
22
24
26
28
30

Екатерина. Новые купить бы. И башмаки новые купить. Те, что носишь, уж больно стоптаны. Да завели б, Петруша, экипаж получше. В твоем экипаже не всякий купец решится на улице показаться.

Петр. К чему такое щегольство, Катеринушка? На свадьбу к иноземцу поедем, возьму экипаж напрокат, у щеголя нашего, прокурора Ягужинского. Он в детские годы свиней пас босой в Литве, ему нынешнее щегольство к лицу. А мне, государю, оно к чему? Простоты бы поболее. Я и лечусь теперь попроще, олонецкими мерциальными водами да порошком из желудка да крыльев сороки, и вот уже давно в урине болей не имею. Лекари ж мои придворные — ослы. Я их побил дубинкой и прогнал. Доверить им не можно. Вот лекарь Туленщиков спьяна вместо рачьих глаз золотник сулемы больному отвесил, оттого тот и помер. Нет уж, без лекарей лучше.

Алексей. Верно, батюшка, вы лицом посвежели. А я вот сплю дурно.

Петр. Семя конопляное возьми. Три зерна на ночь. Более возьмешь, помрешь.

Служитель входит.

Служитель. Господин тайный советник Толстой и майор Румянцев.

Петр (обрадованно). Жду их. Проси.

Входят Толстой и Румянцев. Петр целуется с ними.

Толстой. С праздником, государь. С праздником, государыня. И вас, царевич.

Екатерина. Вас также, господа. Петруша, вы здесь дела обсуждать хотите? Так мы с Алексеем Петровичем пока в буфетную пойдем кофий пить.

Анна. Господа, поскольку такое счастливое собрание людей мне нужных, позвольте, государь, сказать мою просьбу.

Петр. Говори, Анна.

Анна. Бью челом в канун Святой Пасхи с прошением освободить от смерти Марию Даниловну Гамильтон. Преступление ее велико, но убийство сына своего новорожденного можно извинить человеческой слабостью ее, страстью ее и стыдом ее.

Екатерина. И я, Петруша, хочу просить за свою несчастную фрейлину. Она уж месяц в кандалах. Не достаточно ли наказание?

Петр. Катеринушка, но у ней при обыске твои алмазы нашли. И дурные сплетни о тебе пускала.

Екатерина. Глупая, несчастная девка. И воровала не для себя, для любовника своего Орлова.

Толстой. Государь, мне по натуре моей и по должности моей быть к преступлению снисходительным не подобает. Одначе в данном разе я поддерживаю просьбу государыни о милости. Сказано в псалме: аще беззаконие назриши, Господи, кто постоит?

Петр. Вижу я, что вы все сговорились ходатайствовать. Тогда спросить вас хочу: чей закон есть на такое злодеяние?

Толстой. Вначале Божий, а потом государев.

Петр. Что ж именно законы сии повелевают? Не то ли, что: проливая кровь человеческую, да пролиется и его?