Ведьма по имени Ева

Энцо скривился.

– О-о-о, это скучно! Он футболистов начнет предлагать.

Ева опустила глаза на свой живот. Она уже привыкла к тому, что он растет. Привыкла к мысли, что внутри нее живет крошечное существо. Ребенок. Сын. Ее сын. Сын Фабио. Она хотела этого ребенка. Она ждала его. Он был последней, недостающей частичкой того счастья, которое она сплетала вокруг себя, как кружева. Ева нежно погладила свой живот руками, зная, что родное существо внутри нее обязательно почувствует эту ласку.

«Осталось ждать совсем недолго. И тогда мы с тобой встретимся», – мысленно сказала она сыну и почувствовала внутри, как он нетерпеливо шевельнулся. А вслух сказала:

– У него будет имя. Нужно только подождать. Всему свое время.

***

«Похороны Франчески… Я была на тех похоронах. Вместе с Павликом. Я пришла туда не потому, что захотела, – меня позвала синьора Мария. Конечно же, там был и Фабио.

Это были странные похороны. Никогда не видела ничего подобного. Человека опускают в землю, и никто не плачет. Даже мать. Впрочем, глаза у синьоры Марии были как у раненой собаки. Родители не должны хоронить своих детей. Это неправильно. Но что поделаешь?

Было ли мне ее жаль? Нет, не думаю. Жалость вряд ли в тот момент была мне доступна. Я думала о другом. Я думала о Фабио. Я знала, что теперь он в любом случае мой. Ни у него, ни у меня уже не было выбора. Ведьма всегда берет то, что хочет. Поэтому выбора не было у него. А я слишком далеко зашла, чтобы отступать. На самом деле – мне некуда было отступать. Поэтому выбора не было у меня. Но этот момент… Этот момент был важен. Он слишком был важен.

Когда Фабио заметил меня, каждая клеточка моего существа застыла. Я ждала. Я помнила те слова, которые он говорил Франческе в день ее смерти. Я слишком хорошо их помнила. Эти слова вернули мне боль и страдания. Передать это никак невозможно. Когда ты страдаешь изо дня в день, ты привыкаешь, ты уже давно готов к тому, что следующий день несет новые страдания и новую боль. Но когда из тебя вырывают половину сердца, и ты вдруг забываешь что это такое – боль, ты отвыкаешь, теряешь ее в прошлом… и вдруг боль и страдания возвращаются. Возвращаются не постепенно, не по крупице, сначала чуть-чуть, потом еще чуть-чуть… Нет. Они приходят иначе, словно тебя живого, в полном сознании бросают в костер.

Боль вернулась неожиданно, когда я совсем от нее отвыкла, когда совсем не была готова. Человека это способно убить. Но я уже давно не была человеком. Его слова причинили мне такую боль, что от этой боли ярость ведьмы обернулась стихией: бурей, лавиной, цунами.

Я их помнила. Поэтому ждала. Внутри меня был лед, и я точно знала: если он, Фабио, отвернется, если глянет с безразличием – он будет мучиться, страшно мучиться. Пока я не верну ему всю ту боль, которую он заставил меня испытать.

Но он не отвернулся. Он заметил меня и надолго остановил свой взгляд на моем лице. Нас разделяло много метров, какие-то люди, но его глаза… Его глаза – синие, как Тирренское море, они были совсем рядом. И, минуя то расстояние, что разделяло нас, минуя людей, которые пришли проводить Франческу в мир иной, эти глаза смотрели на меня. Только на меня.

Никакого особенного выражения в его взгляде не было. Он просто смотрел. Долго. Пристально. Почти не мигая. Пока я не поняла, что сама не могу оторваться от его лица. Словно какая-то нить в тот момент соединила наши взгляды. Эта нить… Она была не моя. Я не знаю, чья она была. Может быть… судьба. Я, конечно, ведьма. Но судьба… Она сильнее меня.

Только через месяц после похорон, я сказала ему о том, что беременна, что у него будет ребенок. Он был счастлив.

Проклятие… Оно действовало. Нет, конечно, о Франческе не забыли совсем. Фабио помнил, что у него была жена. Энцо помнил, что у него была мать. Синьора Мария помнила, что у нее была дочь. Но они не страдали. Они не жалели, что она ушла. Они забывали ее. Стремительно. Франческа превращалась в эхо далекого прошлого.

Глаза побитой собаки – это было только на похоронах. С каждым днем синьора Мария забывала… Слезы Фабио – это было лишь в ту минуту, когда он увидел, что его Ческа мертва. С каждым днем и Фабио тоже забывал… Энцо… Энцо сначала просто не понимал, а потом… Потом – забывал.

Они не понимали этого. Это могла видеть и понимать только я. Их счастье, что они не понимали. Иначе… они бы ужаснулись самим себе. Самим себе они показались бы чудовищами. Проклятие ведьмы, способное вмиг сделать безлюдной деревню или остров и не оставить даже воспоминаний, – это самое страшное, что может совершить ведьма.

Жалела ли я о том, что сделала? Нет, ни единой секунды. Если бы Франческа не умерла в тот день, мне бы еще долго пришлось бороться с ней и с Фабио: много сил, много времени. Все случилось как нельзя кстати. Смерть Франчески… Это был конец для нее и начало для меня. Цинично? Если внутри тебя только половина сердца, циничным быть легко. Это все равно что есть мясо и оправдывать убийство голодом. Человек нуждается в мясе – и ест. Поэтому умирают телята с влажными глазами. В данном случае я нуждалась в Фабио, поэтому умереть пришлось Франческе. Можно, конечно, сказать, что человек не имеет права убивать другого человека – и это будет сущая правда.

Но ведь я не человек. Я – ведьма».