Ведьма по имени Ева

– Скажи, я когда-нибудь еще увижу тебя? – спросила она, пытаясь заглянуть в его светлые глаза глубоко-глубоко. Но небесная голубизна в его глазах показалась ей бесконечной – ничего больше она не увидела.

Пилигрим прикрыл веки и со вздохом, в котором Ева услышала сожаление, кивнул:

– Однажды я приду к тебе, – пообещал он. – Я приду, чтобы ты смогла открыть эту книгу и прочесть, что на самом деле в ней написано.

***

«Ребенка назвали Пеллегрино. Это был мой выбор. Паоло тут же окрестил его «наш домашний Пеле» и заявил, что его младший брат непременно должен стать футболистом. Но больше всех выбору имени обрадовалась синьора Мария. Оказывается, она очень хорошо помнила молодого человека с таким именем, который когда-то у нее гостил. Вспоминая о нем, она нежно улыбалась, и говорила, что это был очень хороший человек, хотя и не могла припомнить, чтобы он отличился чем-то особенным. По ее словам, он был очень скромный и тихий. А больше всего ей запомнилось, как он читал ей исповеди людских душ. Она даже пожалела, что в его маленькой кожаной книжечке не останется такой исповеди от синьоры Марии Ди Анджело. А напоследок она сказала, что это имя принесет ребенку счастье.

Спустя два года после рождения Пеллегрино синьора Мария умерла. Ровно на год пережив свою старшую сестру – Реджину. Синьор Пикколо, почтальон, даже огорчился, узнав, что ему больше не нужно будет привозить синьоре Марии письма. Сначала было не от кого. Потом – некому.

Но жизнь никогда не прекращается. Одни рано или поздно заканчивают свой путь, другие – его только начинают.

Энцо, которого после смерти бабушки никто уже больше не называл Винченцо, до пятнадцати лет успел стать четырехкратным чемпионом страны по картингу в своей возрастной категории. Фабио гордился сыном и серьезно готовил его к гонкам более высокого класса.

Что касается самого Фабио, то в том году, когда родился Пеллегрино, он все-таки уступил первенство в чемпионате Формулы-1 британцу Дэвиду Оуэну, для которого это был его первый и последний чемпионский титул. Потому что ровно через год Фабио в третий раз удалось стать лучшим гонщиком мира и одновременно объявить об окончании своей карьеры в автоспорте. Уходить нужно вовремя – так он считал. А всю свою энергию и волю к победе, которая была у него в крови, решил посвятить Энцо.

Паоло. Павлик. Он был уже моей гордостью. Рос он стремительно – в двенадцать лет он выглядел как минимум на пятнадцать. Футбол был его жизнью. В составе юношеских команд он был настоящей звездой, а когда ему исполнилось шестнадцать, его уже зачислили в состав взрослой команды его любимого клуба. В один прекрасный день он пришел домой счастливый и сияющий. Ни слова не говоря, он достал что-то из своей спортивной сумки. И только когда он начал натягивать эту вещь на себя, стало ясно, что это футболка от клубной формы. Потом он вытянулся во весь рост, расставил руки в стороны и развернулся вокруг своей оси, демонстрируя всем свою фамилию на футболке и номер…

– Тринадцатый! – воскликнул счастливо Паоло. – Тренер сказал, что этот номер обязательно принесет мне удачу.

И тогда я вспомнила слова Пилигрима: «Очень скоро у него будет свой замок и свой ключ. Вот увидишь. Я тебе это обещаю». Это был еще один подарок от моего странного друга. Я была уверена, что теперь этот номер будет везде сопровождать Паоло, в какой бы клуб он не перешел, в какой бы команде не играл впоследствии. И в конце концов, как это иногда бывает в истории футбола, Паоло навсегда останется Тринадцатым.

– Он обязательно принесет тебе удачу, Паоло, – сказала я ему с улыбкой. – Тринадцатый номер станет твоим ключом от всех замков.

– Что это значит? – спросил немного озадаченно Паоло.

– Это значит, – ответила я, – что все твои мечты обязательно сбудутся. Запомни мои слова.

Я была ведьмой. Я знала, что говорю. В том же году он сыграл свой первый матч во взрослом футболе. Его команда тогда выиграла этот матч, а форвард с тринадцатым номером на футболке забил решающий, победный гол.

Маленький Пеле, как мы шутя называли Пеллегрино с легкой руки Паоло, с каждым днем становился для меня все большей загадкой. Фабио утверждал, что внешне он весь в маму: голубые глаза, светлые волосы. Но в отличие от Фабио я видела едва заметную, но весьма существенную разницу: бледно-голубые глаза и слишком светлые волосы. Пеллегрино становился старше, и Фабио стал говорить о том, что и характером он явно в мать. Я с ним не соглашалась, но было очевидно – он не похож на энергичного и жизнерадостного Фабио, на одержимых, каждого своей мечтой, Энцо и Паоло. Но не был он похож и на меня: он был тихий и молчаливый, а улыбался всегда очень ласково и папе, и маме, и братьям.

– У меня в семье родился ангел, – в очередной раз любуясь улыбкой сына, сказал как-то Фабио.

Тогда я впервые подумала, что к маленькому Пеле все в семье именно так и относились – как к кроткому ангелу, и даже сами не замечали этого. Несмотря на то, что он ни на кого не был похож, его любили абсолютно все: семья, родственники, друзья, знакомые. А в шесть лет он вдруг начал сочинять стихи.

Когда я впервые услышала из его уст маленькое четверостишие, посвященное ярко-желтому футбольному мячу Паоло, который Пеллегрино назвал «солнцем, которое Паоло подбрасывает в небо, и все смеются…», я сначала так и сделала – рассмеялась. Но потом… Потом я часто стала задумываться над словом «ангел» и поняла то, что должна была понять очень давно. У меня, у ведьмы с человеческой душой и половиной человеческого сердца, был ангел-хранитель. Я не знаю, кто его прислал и зачем. Ведь он не изменил мою судьбу и не спас мою бессмертную душу, о которой я чем дальше, тем чаще думала. Но кое-что важное он все-таки сделал. Он послал мне сына, которого никогда не коснется зло, и чью душу никогда не получит тот, чьи глаза – пропасть. А это много значило. Очень много.