Старик переломился в поясе, жадно схватил пачку.
— Рахмат, катта рахмат[4], — проговорил он и принялся убирать остатки пищи. Юлдашев бросил на блюдо недокуренную папиросу.
— Как там? — кивнул он на стену.
— Тихо. Люди не знают, что вы здесь...
У горцев
Больше пяти часов шли Теплов и Карим по горной тропе. Вечер встретил их на подходе к пастбищу. Огромные степные овчарки с куцыми обрубленными ушами подняли яростный лай.
— Гей, гей! — кричали чабаны, разгоняя собак. Один из них, спешившись, подошел, поздоровался с каждым за руку.
— Далеко ли путь держите?
— Далеко.
Чабан широко улыбнулся и пригласил заглянуть на стоянку:
— Отдохните. Дело к ночи, а дорога ночью в горах опасна.
Теплов переглянулся с Каримом. Что ж, чабан, пожалуй, прав.
— Спасибо. С удовольствием отдохнем.
На стоянке разбита брезентовая палатка. Полом в ней служил толстый слой сухого сена, покрытый сверху кошмой из верблюжьей шерсти. Рядом с палаткой на низком столике — приемник, несколько книг. В стороне горел костер. На металлической охотничьей треноге подвешен котелок. В нем аппетитно скворчало сало...
Подошедших встретил старый чабан в белой рубахе, перепоясанной цветным платком.
— Прошу, будьте дорогими гостями. Садитесь, пожалуйста, — приветствовал он.
Старик говорил на чистом русском языке. Глаза у него ясные, смешливые.
— Хорошо, что зашли к нам. В горы сегодня не пущу, пойдем с рассветом. Хоть и дело, вижу, у вас важное...
— Верно, дело важное, — сказал Теплов. — А вы откуда знаете?
Старик прищурился, загадочно покачал головой.