Слабость в теле была дикая, но она настолько резонировала с внутренним тремором, что тело работало, хотело оно того или нет.
Итак, что я знаю?
Что Тоша с мамой по ошибке приняли нашу с Максом связь за насилие. Говорили о каком-то видео… С мамой я уже пыталась поговорить, а вот с Антоном еще нет.
Где именно находится Макс, я не знаю, бежать в первое попавшееся отделение можно только в крайнем случае.
Ждать, пока меня опросят, я не хотела. Что-то мне подсказывало, что мама заболтает следака, чтобы тот сделал как надо, лишь бы оградить меня от лишних разговоров, уверенная в своей незыблемой правоте.
Что там про Тошу говорили? Что он в травме?
Я тихонько открыла дверь палаты, вышла в пустой коридор и пошла по стеночке. Пост медсестры пустовал, и я без проблем прокралась мимо.
А вот в травме оказался куда более бдительный пост и внимательные медсестры.
– Никаких ночных свиданок! Ждите утра! – отрезала она.
– Но мне поговорить!
– Среди ночи? Знаю я ваши разговоры! Потом гипс перекладывай!
– Это очень серьезно!
– До утра подождет! У тебя что, телефона нет?
– Нет!
– Значит, и не надо! Все, возвращайся, а то позову дежурного врача. Пусть родственникам звонит, чтобы разбирались в ночных похождениях!
Пришлось возвращаться в палату и ждать утра. Стоило мне выйти в коридор, как я увидела медсестру, преграждающую путь мужчине в черном.
– Нет! Родственники запретили визиты, и точка! Никаких допросов!
– Этого требует следствие! Если пациентка пришла в сознание и ее состояние стабильно, вы не имеете права препятствовать. Отойдите, гражданочка!
– Ничего не знаю! Звоните родственникам! С ними решайте! А то пройдете, а получать по шапке мне! – стояла стеной защитница покоя пациентов.
Тут мужчина поднял голову и посмотрел на меня.