Речной бог

– Почему же Тан не согласился? Он был бы прекрасным царем, и это избавило бы нас от стольких мучений.

– Тан с презрением отверг наше предложение. Заявил, что не предатель и никогда не взойдет на трон Египта.

– Это было давно. Многое изменилось! – вскричала в отчаянии Лостра.

– Ничего не изменилось. В тот день Тан дал клятву и призвал Гора в свидетели. Поклялся, что никогда не будет претендовать на трон Египта.

– Но эта клятва больше ничего не значит. Он может отказаться от нее.

– Можешь ли ты отказаться от клятвы, данной тобой перед образом великого бога Гора? – гневно спросил я, и она отвернулась и опустила глаза. – Можешь? – настаивал я, и Лостра неохотно покачала головой:

– Нет, не могу.

– Такой же закон чести связывает руки Тану. Ты не можешь требовать от него то, что не смеешь сделать сама, – мягко пояснил я. – Разумеется, мы можем предложить ему это, но мы оба знаем, каков будет ответ.

– Но ты же наверняка можешь что-нибудь сделать? – И посмотрела на меня с таким слепым доверием, что я даже разозлился. Стоило ей по собственной глупости попасть в серьезную переделку, как она просто смотрела мне в глаза и спрашивала: «Но ты же наверняка можешь что-нибудь сделать?»

– Да, кое-что сделать можно, но ты не согласишься на это, так же как Тан не согласится надеть корону.

– Если ты хоть немного любишь меня, ты не будешь предлагать мне такое. – Лостра сразу поняла меня и отодвинулась, как будто я ударил ее по лицу. – Я скорее умру сама, чем убью это чудо любви, которое Тан вложил в мое чрево. Этот ребенок – плод его и мой, плод нашей любви. Я не могу убить его.

– Тогда, ваше величество, мне больше нечего вам предложить.

Она улыбнулась мне с таким царственным выражением полного доверия, что у меня даже дух захватило.

– Я знаю, ты что-нибудь придумаешь, милый Таита. Ты всегда что-нибудь придумываешь.

И вот мне снова был сон.

Я поведал свой сон всему государственному совету Египта, созванному царицей Лострой. Царица и царевич Мемнон сидели на высоком троне на кормовой надстройке «Дыхания Гора». Ладья стояла на якоре у западного берега Нила. Члены совета расположились на скамейках у подножия трона.

Вельможа Меркесет и знать представляли светскую власть. Верховные жрецы Амона-Ра, Осириса и Хапи – жречество, а вельможа Харраб и пятьдесят его старших помощников – войско.

Я стоял на палубе, у подножия трона, лицом к благородному собранию. О своей внешности я позаботился чуть больше обычного. Грим мой был изящен и коварен, волосы я смазал ароматными маслами и завил по собственному обычаю, который скоро стал очень популярен. На шее у меня сверкали две цепи «Золота похвалы», а управление колесницей развило мышцы груди и рук, сделав их красивыми и сильными. Я предстал перед ними воплощением необычайной красоты, и многие уставились на меня разинув рты. Я даже заметил похоть в глазах тех, чьи наклонности позволяли им это.

– Ваши величества, – низко склонился я перед царицей и царевичем Мемноном, восседавшими на троне. Царевич хитро улыбнулся мне. Голова его еще была повязана, хотя необходимость в этом отпала. Он так гордился своей боевой раной, что я разрешил ему носить повязку. Я нахмурился, и он придал своему лицу подобающее случаю выражение. – Ваши величества, прошлой ночью мне приснился странный и чудесный сон, который я считаю своим долгом пересказать всем присутствующим. Я прошу у вас позволения сделать это.

Царица Лостра великодушно произнесла: