Тан открыл глаза:
– Спасибо, ваше высочество. В вашем присутствии мне легче переносить последние страдания.
– Называй меня другом, а не высочеством. – Мемнон встал перед ним на колени, не выпуская его руки.
– Я хочу сделать тебе подарок, друг. – От сворачивающейся в легких крови голос Тана начал слабеть. Он нащупал рукоять голубого меча на постели, но не хватило сил поднять его.
Тан поднял руку Мемнона со своей руки и положил ее на рукоять меча:
– Он теперь твой.
– Я буду вспоминать о тебе всякий раз, когда вытащу его из ножен. Всякий раз, когда мне придется обнажить его в бою, я буду произносить твое имя. – Мемнон взял меч в руки. – Ты оказываешь мне великую честь.
Мемнон поднялся, отошел на середину комнаты с мечом в руке и встал в классическую позу фехтовальщика. Прикоснулся клинком к губам, приветствуя человека, лежащего на постели.
– Так ты учил меня.
Потом начал выполнять упражнения, которым Тан научил его с раннего детства. Он показал двенадцать оборонительных движений, а потом перешел к колющим и рубящим ударам, безупречно выполняя их. Серебристый клинок кружился в воздухе, как атакующий орел, пел и свистел в руках, и пляшущие лучи света освещали сумерки комнаты.
Мемнон закончил упражнения прямым колющим ударом в горло воображаемого врага. Потом опустил меч вниз и оперся на клинок, поставив обе руки на рукоять.
– Ты хорошо научился владеть клинком, – кивнул ему Тан. – Мне больше нечему учить тебя. Скоро настанет время моего ухода.
– Я побуду с тобой.
– Нет. – Тан усталым жестом остановил его. – Судьба ждет тебя под открытым небом, а не в этой темной комнате. Ты должен выйти к ней навстречу не оглядываясь. Таита побудет со мной. Бери девушку, отправляйся к царице Лостре и приготовь ее к вести о моей смерти.
– Уходи с миром, вельможа Тан. – Мемнон не стал нарушать торжественность момента бессмысленными спорами. Он подошел к постели и поцеловал отца в губы. Потом повернулся и не оглядываясь вышел из комнаты с голубым мечом в руках.
– Иди навстречу славе, сын мой, – прошептал Тан и отвернулся к стене.
Я сидел у его ног и смотрел на грязный каменный пол. Мне не хотелось видеть слезы человека такой породы, как Тан.
Ночью меня разбудил бой грубых деревянных барабанов шилуков, раздававшийся в темноте. Их печальные голоса пели похоронную песню, от которой дрожь прошла по моему телу.
Светильник у постели Тана почти погас и начал шипеть. По стенам двигались чудовищные тени, словно стервятники, хлопая крыльями, усаживались вокруг трупа. Я медленно, нехотя подошел к Тану. Я знал, что шилуки не ошиблись: чутье редко обманывает их в подобных делах.
Тан лежал в той же позе, лицом к стене, но когда я прикоснулся к плечу, оно уже было холодным. Непреклонный дух покинул тело.