— Надина! полноте, дайте ручку!
— Подите! противный! — Она улыбнулась. — Право, мне кажется, вы не любите меня.
— Не грех ли вам…
— Ну, скажите, — перебила она ласково и вкрадчиво, — вы никого больше меня не любили?
Он молчал.
— Скажите, прошу вас, скажите всю вправду.
— Что за вопрос! разве я не люблю вас, разве вы…
— Нет, нет! вы мне скажите, любили ли вы кого-нибудь
— А вы?
— Я? Я — другое дело, когда мне любить?
— Право?..
Наденька вспыхнула.
— Нет, — продолжала она, — вы мне скажите, не вертитесь.
Брови Ивана Петровича слегка нахмурились, минуты две он молчал, будто что припоминая, потом проговорил тихо, но отрывисто:
— Любил…
На лице Наденьки выразилось неприятное чувство.
— Так-то; вот вы каковы, — она готова была заплакать.
— Вот вы и рассердились на то, что я сказал правду… Зачем вам было спрашивать? Вы непременно хотели, чтобы я солгал? Что ж? Вам было бы легче от этого? Ну да, я любил сильнее, потому что был моложе, глупее… да и притом это было давно; это прошло уж… — он подавил невольный вздох. — Теперь я никого не полюблю, теперь вы для меня единственная женщина.
Он поцеловал ее руку. Лицо девушки прояснилось.
— Да, да, толкуйте, — заговорила она полусерьезно, полушутливо. — Ах, что это? Верно, цветы от m-me Рей?