Священник с большим достоинством произнес:
— Мистер Грейтхаус, хочу напомнить вам, что это мой дом. За все время, что я здесь живу, ни одного гостя ни разу не заставили есть с полу. Я бы очень хотел, чтобы, во славное имя Христа, это гостеприимство осталось ничем не опороченным.
— Я считаю, что он должен…
— Он может сесть на скамейку для ног, — решительно прервал его Бертон. — Вы поможете ему подняться? Или будете смотреть, как это делает старик?
Грейтхаус, ища поддержки, посмотрел на Мэтью, но тот лишь пожал плечами: было ясно, что его преподобие Бертон не отступится от принципов человечности — даже по отношению к тому, кого нельзя назвать человеком в полном смысле этого слова. Стиснув зубы, Грейтхаус поставил для арестанта миску на стол, а наклоняясь, чтобы помочь Моргу подняться, с трудом сдерживался, чтобы не выругаться.
Мэтью принес скамейку для ног, и Морг сказал Бертону:
— Спасибо, сэр, за вашу доброту, но я хотел бы попросить вас еще об одной христианской милости. Из-за этих оков сидеть за вашим прекрасным столом будет просто пыткой для моей спины, поэтому не сочтете ли вы уместным, чтобы с меня…
— Нет! — Грейтхаус схватил его за шиворот. — Обойдешься.
— Секундочку. Мистер Морг, могу ли я попросить вас, если мы снимем с вас кандалы, поклясться, что вы будете вести себя как джентльмен и не причините никому беспокойства?
— Сэр! — Лицо Грейтхауса начинало наливаться кровью. — Он наш арестант, вы это понимаете? Он убийца! С него нельзя снимать кандалы!
— Клянусь, чем вам будет угодно, — сказал Морг. — Это правда, святой отец, я большой грешник, но правда и то, что против меня тоже много грешили.
Бертон кивнул. Том помог ему опуститься на стул, стоявший во главе стола.
— Снимите с него кандалы, — сказал священник. — Никто не должен сидеть за моим столом в цепях.
— Да ради всех… — Грейтхаусу пришлось прикусить язык.
— Совершено верно, — согласился Бертон и наклонил голову. — Слышите, какой дождь?
Грейтхаус вынул из-под рубашки ключ.
— Мэтью, возьми пистолет и неси сюда.
Мэтью выполнил его просьбу и взял пистолет наизготовку, а Грейтхаус отпер сначала кандалы на ногах, затем наручники. Цепи спали, и Морг встал во весь рост, хрустнув позвонками.
— А-ах! — Морг потянулся, воздев руки к потолку, и Мэтью стало не по себе: арестант будто бы вырос на пару дюймов по сравнению с тем, каким представлялся в лечебнице. — Ничто так не способствует аппетиту, как освобождение от оков. Я перед вами в долгу, святой отец.
Он устроился на скамейке для ног, поставленной между стульями, предназначенными для Мэтью и Грейтхауса, и напротив Тома.