Перед бурей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что случилось? – вскрикнула она. – Говори мне! Скажи! Я не могу ждать…

Но ждать и не было смысла. Медлить было не к чему: такую весть невозможно было бы и скрывать долго. Борис вполголоса рассказал об убийстве полковника Линдера поручиком Мальцевым.

На минуту все они потерялись: это было ни с чем не сообразно. Трудно было понять, усвоить и представить, что это могло действительно случиться.

Но пришёл генерал и подтвердил: да, поручик Мальцев застрелил полковника Линдера, при свидетелях, и тому уже не могло быть сомнений. Убийца уже арестован. Да, он сам видел его: поручик Мальцев очень бледен, но совершенно спокоен. Он сказал генералу всего несколько слов: сознавая свою вину, он просил прощения у всех Головиных, и особенно у Милы. Сам же он встретит спокойно всё, что ему теперь предстоит, сожалея единственно и исключительно о том, что причинил несчастье Миле и её семье. Всё, что теперь остаётся, – это немедленно и навсегда порвать связь с ним.

Всё это было невероятно, невозможно, неслыханно.

Но и размышлять было некогда. Как сказать Миле? Как подготовить её? Это – конец её счастью.

А она с песней уже спускалась в столовую:

С песней звонкой Иду сторонкой…

И услышав этот молодой, радостный голос, все они содрогнулись от видения того, что им и ей предстояло.

– Все здесь! – воскликнула Мила, входя. – Все в сборе! Доброе утро! Слушайте: какой чудесный сон мне приснился! Он так был хорош – не хотелось мне и просыпаться!

В первый момент, полная счастья, она не заметила ничего, не почувствовала атмосферы столовой. На ходу она начала рассказывать:

– Я видела во сне день моей свадьбы. На мне было какое-то неземное белое платье… вуаль покрывала всё, и не было видно ничего больше, ни земли…

Генерал издал какой-то звук; он всхлипнул, но и этого не поняла Мила.

– Папа! Я первого тебя поцелую…

Наклонившись с поцелуем к нему, она вдруг вскрикнула:

– Папа! Ты весь холодный! Папа, папа! Ты дрожишь! Ты слышишь меня? Мама, сюда скорей! Смотрите, что с папой! Он плачет!

Но мать не шевельнулась на её крики, и, обернувшись, Мила увидела её искажённое от боли лицо.

– Мама! Что с тобой? Кто болен?

И уже видя, уже замечая необычайное: никто не отвечал, никто не двигался, все молчали, – она закричала:

– Вы все молчите! Почему вы все молчите?!