Да-да, Художник, как и любой хорошо воспитанный человек, умел в подходящий момент выдать крепкое словцо. И он его выдал, и даже не одно. И как с ним не согласиться, когда на полотне в доскональных деталях, точно на фотографии, значился чудесный водопад, правдоподобный до жути?
Художник подумал, что ему всё причудилось, и замыслил повторить работу, и … всё повторилось, как с первой картиной. На том он решил повременить. Обе картины он назвал: Огненный Водопад. Усевшись на камень, благо этого добра в избытке пребывало в округе, он задумчиво произнёс:
– Было бы не худо оказаться наверху и хорошенько там осмотреться. Но как туда взобраться?
Только он произнёс, как с каменной стены, неподалёку от падающих огненных вод, свесилась верёвочная лестница и легонько дрогнула, явно приглашая следовать наверх.
Подобравшись к трапу, который и не думал исчезать, Художник вскинул вверх голову, прикинув высоту, и присвистнул, и снова выдал крепкое словечко. Но как только его ноги очутились на первой ступени, лестница сама собою взмыла вверх, вознося с собою испугавшегося до чёртиков и крепко вцепившегося в верёвку руками Художника. От перепуга он крепко закрыл глаза и задержал дыхание, которого ему хватило как раз до конца подъёма. Как только он выдохнул, лестница остановила своё шествие, а открыв глаза, Художник увидел, что от выступа его отделяет совсем ничего. Ошеломлённый вконец, он едва не выпустил спасительную веревку из рук, но вовремя спохватился и, подтянувшись, взобрался на край скалы. Как только это произошло – верёвочный трап исчез.
– И почему меня это уже не беспокоит?
Тут же ветер, гнавший наперегонки с рекой, обдал лицо свежестью и запахом сладкой хвои, сосен наверху росло не меньше, чем на дне каньона.
Река, что срывалась с обрыва, змеилась среди каменного русла, здесь её воды имели глубокий синий цвет с примесью стали. Так чудно и так волшебно смотрелись сосны с изумрудными шапками иголок среди серого в размывах грязи камня.
Художник вновь вспомнил о холсте и как с водопадом, пейзаж горной реки вышел сам собою. Не задумываясь особенно, пейзажист дал простое название картине: Сосновая Река.
– А что же там, за рекой?
Он произнёс вопрос намеренно громко, обращаясь к незримому владыке чудесного края. И тот его точно слышал. Из-за большого гиганта-валуна, лежавшего на границе воды и суши, вышла надувная резиновая лодка, пустая, явно для путника с мольбертом и красками.
Художник ухмыльнулся, подошёл, но прежде, чем ступить на борт чудного судёнышка и скинуть в его дно свои вещи, сказал вслух:
– Надеюсь, меня не снесёт к тому обрыву. Очень уж того не хотелось бы.
Лодка с Художником отчалила от берега и направила свой ход в противоположную от огненного водопада сторону – прямёхонько туда, где на горизонте что-то отливало радугой.
По ходу движения, а вернее против течения, куда несло его надувное судно, Художнику удалось сделать несколько впечатляющих набросков карандашом, которые по возвращении домой он намеревался доработать акварелью, а может и маслом.
Чем дальше становился каньон, тем заметнее менялись берега: пыльно-серый цвет насыщался до кофейного отлива.
Как только река обмельчала и приняла размеры вдвое меньшие, чем в начале пути, судёнышко причалило к бережку, уже не каменистому, а укрытому жёлтым песком и, выпустив пассажира, как и веревочная лестница, испарилось тут же. Лес давно пропал, оставшись далеко позади. Вокруг, куда хватало зрения, лежал камень, припорошенный рыжеватым песчаным налётом.
«Только пустыни мне и не хватало», – досадливо посетовал Художник, однако, не упустил и эту возможность для новой картины, которую окрестил Песчаной Пустошью.
Пройдя вперёд, Художник обнаружил, что твердь под ногами очень скоро обрела волнистые изгибы, а бурый песчаник, занесённый песком, на поверку оказался долиной холмов с крутыми и высокими хребтами. Когда гул быстрой реки совсем стих за его спиной, Художник, перевалив за очередной холм, вдруг издал вопль удивления, пятидесятый, наверное, за время путешествия. С вершины ему открылся необыкновенный вид: холмы, точно замершие гигантские волны, переливались всеми цветами радуги. Их бока полыхали под солнцем янтарём, карамелью, бирюзой, изумрудом, сиренью, пурпуром. Пласт за пластом. Художник тут же представил, как тот, кто впустил его в эту красоту, дабы показать, невидимой гигантской кистью тщательно прокрасил холмистый край, не пропустив ни кусочка.
«Вот это Творец!», – подумалось Художнику.
ebooksa