Искушение прощением

Неужели кто-то это делает, рискуя профессиональной репутацией ради такой малости? Гвидо вспомнился случай с известным, очень успешным юристом: в прошлом году он был пойман с поличным, когда пытался вынести три галстука из магазина Hermès. Виче-квесторе Патта взял это дело под личный контроль. Обвинение так и не было выдвинуто, и в Il Gazzettino информация не просочилась, хотя журналисты обрадовались бы, да… Решение Патты было понятно: секундное умопомрачение не должно сломать карьеру и репутацию.

Двадцать лет назад Брунетти наверняка отреагировал бы иначе – большей злостью, желанием наказать…

– Каким же все-таки итальянцем я становлюсь! – произнес он вслух.

– И это прекрасно. Представь, каково это – выйти замуж за австралийца и лет двадцать этого не замечать! – сказала Паола, ногой открывая дверь пошире.

В руках у нее был поднос с двумя чашками кофе, парой маленьких рюмок и тонкой бутылкой, в каких обычно продается граппа.

26

Около четырех утра Брунетти разбудило завывание ветра. Он испуганно сел, не сразу сообразив, что это. Правой рукой нащупал плечо Паолы, нашел глазами привычный рисунок теней на стене – там, куда падает свет от уличных фонарей пятью этажами ниже. Подождал, когда звук повторится. Ничего… Гвидо лег на подушку, но никаких посторонних звуков не последовало. От ночной тишины звенело в ушах.

Может, пригрезилось? Откуда взяться такому сильному ветру? Где блуждала его душа, пока он спал? Кажется, ему снилось, что он в какой-то плохо освещенной комнате… Какое-то время Брунетти наблюдал за танцем теней на стене, сомневаясь, что ему удастся уснуть.

Его мысли снова обратились к доктору Донато. О нем почти ничего не известно. Семья? Привычки? Друзья? История предпринимательской деятельности? С Гаспарини все обстояло не намного лучше. У его сына проблемы, и сам он сейчас лежит на больничной койке, подключенный к аппаратуре. Как и у Донато, у него должно быть прошлое, которое поможет объяснить настоящее.

То же самое можно с уверенностью сказать и о дотторессе Руберти.

Брунетти начал составлять список вопросов для синьорины Элеттры, но скоро сдался: она настолько поднаторела в этой «охоте», что лучше его знает, что именно искать и где. Что ж, тогда разложим необходимую информацию по пунктам: семья; контакты с полицией, если таковые были; финансовое положение… Сознание Гвидо понемногу затуманивалось, и вскоре он задремал, убаюканный куда более ласковыми ветрами, чем те, что его разбудили.

Утром он первым делом направился к синьорине Элеттре, хотя и не знал, какой прием его ждет после вчерашнего, неприятного для обоих разговора. Выяснить это сходу не удалось: секретарша разговаривала по телефону. Первое, что заметил комиссар с порога, – это цветы у нее на столе. Гвидо понятия не имел, как они называются, но точно не тюльпаны и не розы, – темные, почти багровые. Кажется, таких мрачных бутонов Брунетти еще не видел: они явно не предназначались для того, чтобы сделать комнату уютнее и наряднее.

Синьорины Элеттры за ними почти не было видно. При виде комиссара она приветственно махнула рукой, потом несколько раз указала в сторону кабинета виче-квесторе Патты и проговорила в трубку:

– Он только что вошел, дотторе! Вам удобно будет сейчас его принять?

Во время короткой паузы, пока начальник отвечал, синьорина Элеттра успела еще раз махнуть рукой и передернула плечами, показывая, что понятия не имеет, зачем Гвидо понадобился Патте.

– Хорошо, я ему передам.

Она положила трубку и указала на дверь.

Брунетти шагнул было к кабинету, но передумал и вернулся к столу секретарши.

– Знаю, вы уже наводили справки о докторе Донато. Не могли бы вы поинтересоваться и его личной жизнью? То же – в отношении Гаспарини и дотторессы Руберти.

Прежде чем синьорина Элеттра успела ответить, Брунетти без стука вошел в кабинет.