Искушение прощением

Брунетти кивнул.

– А значит, все, что я говорю, легко проверить. Мало что можно утаить в маленьком городке. – И после продолжительной паузы она произнесла: – Несколько лет я была замужем, потом развелась. У меня сын с ментальной и физической инвалидностью. Я – врач, поэтому знаю, как тяжелы эти повреждения и какое существование его ждет. Но я также имею представление о его… социальных перспективах.

– Мне очень жаль это слышать, синьора, – сказал Брунетти.

Дотторесса Руберти снова улыбнулась.

– Спасибо, комиссарио. – Она всмотрелась в его лицо. – То, что я говорю вам это… Я не пытаюсь вызвать жалость. Вам просто следует это знать.

Брунетти снова кивнул.

– Мой сын Теодоро в частной лечебнице, и как врачу мне известно, в каких условиях некоторые мои пациенты, нынешние и бывшие, содержатся в государственных учреждениях такого типа. – Это было произнесено с явным раздражением. – Я семейный доктор, комиссарио. У меня больше пациентов, чем я могу принять при обычном расписании, поэтому я беру дополнительные часы – чтобы больше заработать. Но и этого зачастую не хватает, чтобы оплатить содержание Тео в лечебнице.

Увидев, что Брунетти что-то хочет сказать, она вскинула руку.

– Опережая ваш вопрос, скажу: нет, я ничего не получаю от бывшего мужа. О себе я не забочусь, только о Тео. Мой муж тоже доктор, он снова женился и сейчас работает в Дубае. Есть решение суда – он должен оплачивать половину стоимости лечебницы, – но он этого не делает. И пока он в Дубае, заставить его платить невозможно.

Для Брунетти Дубай был чем-то новеньким, но он знал массу таких случаев.

– Как я уже сказала, Венеция – город маленький, и во врачебной среде мою историю наверняка знают многие. Включая и доктора Донато. Два года назад, – а я уже пропустила несколько платежей за лечебницу Тео, – он пришел ко мне и предложил назначать пациентам один препарат с тем, чтобы он продавал им другой. Я отказалась и попросила его уйти. Думаю, я даже задрала нос и сказала, что поклялась не вредить пациентам, но Донато настаивал, что его замысел никому не причинит вреда.

Брунетти по опыту знал, что большинство людей, разговаривая с ним и зная, что он полицейский, так или иначе демонстрируют нервозность: ерзают на стуле, теребят волосы, прикасаются к лицу, сжимают руки. Дотторесса же Руберти смотрела ему в глаза и не шевелилась.

– И что же провизор вам предложил? – спросил комиссар.

– Сказал, что, если я буду выписывать самые дорогие препараты, он, в свою очередь, будет выбирать лучшие из дженериков и обещает, что мои пациенты получат именно их. Упакованы они будут, как более дорогостоящие препараты, и выглядеть будут в точности так же.

– Но как это возможно? – спросил Брунетти, хотя у него уже были подозрения на этот счет.

– Доктор Донато не захотел посвящать меня в подробности. Сказал только, что наладил связи с дилерами нескольких фармацевтических компаний и обещает, что эти лекарства будут качественными. – Дотторесса Руберти дала Брунетти время обдумать услышанное, затем сказала: – И когда я снова отказалась, он заверил меня, ничего прямо не утверждая, что коробочки будут от той же компании, что производит дорогие лекарства, с настоящими штрихкодами.

Брунетти кивнул: проверенная схема.

– И что он предложил вам взамен?

– Тридцать процентов от разницы между ценой, которую он в действительности платит за дженерик, и стоимостью более дорогого препарата, которую ему возмещает государство. Я настояла на том, чтобы пациент получал препарат, идентичный тому, который я выписала.

– А риск? – спросил Брунетти.