Но взгляд сам собой тянется вниз, туда, где розовые створки скрывают чувствительный бутончик и сладостный вход в рай, в который он жаждет погрузиться, забыться там.
Он размазывает остро пахнущую влагу по кругу, давит на шею, чувствуя, что член сейчас взорвется, но сначала она, она должна познать, что боль и удовольствие настолько близко, что порой совершенно неразличимы.
— Руки за голову, — приказывает он и скалится когда беспрекословно подчиняется, приподнимая совершенную сочную грудь выше.
Игра начинается.
Давид бьет пальцами половые губы, и смотрит в глаза. Находит рукой сосок и вытягивает его.
Еще удар и Майя закусывает губку. Еще удар и она прикрывает глаза.
— Смотри на меня, — требует Давид, — ты должна видеть все, что я буду с тобой делать.
Она распахивает глаза, как раз в тот момент, когда он бьет промежность снова и сильно выкручивает сосок.
Такой острый, такой разбухший, почти как головка члена Давида, уже неприятно упирающаяся в боксеры.
Он выпускает желание наружу, только расстегнув ширинку. Остается полностью в одежде и чувствуя как пьянеет от контраста. Она обнажена, он одет. Он приказывает, она подчиняется. Он мужчина, она женщина.
Давид рвано вздохнул, когда легкий ветерок из приоткрытого окна омывает разгоряченную плоть и тут возвращает руку к промежности, которая раскрылась во всей развратной красе, демонстрируя узкий, тугой вход.
Давид влезает туда пальцем, медленно, но Майя дергается и все равно пытается свести ноги.
— Терпи, — требует они и начинает мягко растягивать для себя влагалище, готовит свою сабу для первого настоящего вторжения.
Он вытаскивает пальцы, берет их в рот и долго, смачно облизывает, подхватывает смазку, которая буквально по ним стекает.
— Такая сочная, как мед в мае. Медовая Майя, — шепчет он и, наклонившись, и не выпуская из захвата сосок начинает мягко жалить клитор, вылизывать лепестки, иногда позволяя себе забираться внутрь, от чего его собственное тело терзало режущее желание, болезненное, давящее на мозг, заставляющее терять разум.
Раньше, как бы его не накрывало, сознание было всегда при нем, но сейчас, лаская языком эту киску, он терялся, терял разум, сходил с ума, уже зная, что не сможет избавиться от этого наваждения.
Майя его. Он нашел ее. Он сделает ее свой. Подчинит своей воле, чтобы слово «стоп» никогда не сорвалось с ее губ.
Он продолжает терзать губами сладкие, половые губы, пока рука так и мучает сосок, срывая с губ Майи громкие, уже пронзительные стоны, а тело извиваться.
И вот уже она не бесправный наблюдатель, а участник.
Майя, упирает пятки в пол и начинает сама двигать бедрами толкать себя к языку Давида, который усиливает давление, ускоряет темп, сжимает грудь одной рукой, задницу другой и слышит женский вой, чувствует как его волосы тянут.