— На каком ты курсе? — удивленно интересуюсь я, взяв чашку с кофе, подхожу к панорамному окну, щурясь от восторга. Настолько захватывающим был вид с двадцать второго этажа.
Давид использовал и эту мою симпатию, посадив лицом к окну и заставил удовлетворять саму себя под его пристальным взглядом.
— На втором? — снова спрашиваю и она наконец поднимает взгляд и я вдруг вижу, как она плачем. — Ты что? Из-за меня расстроилась?
— Да кому ты нужна? — хлюпает она носом и утыкается им же в учебник. — И он мне не нужен. Не нужен, слышишь. Он лжец и скотина!
Я стою над этой красавицей, слушаю стенания о любви и думаю, о том, что не отказалась бы поплакать из-за мужчины.
Из-за Леши я не плакала. Все слезы высохли в тот момент, когда он кончил мне в окровавленное отверстие третий раз. Слез просто не осталось.
Не хочу вспоминать, но образы тех событий, переживаемых почти в каждом сне, не дают мне покоя. До сих пор. Я помню все, все до мельчайших подробностей. Особенно хорошо чувствуется запах картошки, которые лежали в мешках, пока Леша орал, что я не могу быть целкой, и что ему я должна дать прямо сейчас.
Когда я отказалась и даже смело плюнула ему в лицо, его доброе, лучезарная улыбка померкла, став лишь презрительной гримасой.
В лицо мне уперся дневник с моими историями. Я его как раз потеряла. Убежать не удалось, Леша остановил меня подножкой, так что я упала носом в деревянный пол, застеленный линолеумом, в кладовой его семьи.
Это было удобное помещение. Большой гараж деленный на два отсека. Для машины, которую он собственно и вел мне показать и что-то вроде кладовки полностью заваленной мешками с картошкой.
Именно там на этих неудобных мешках, он разодрал мои новенькие колготки и задрал кофту, сразу перекрывая мне доступ к кислороду и кусая за соски. Я тут же взвыла от боли. От иллюзий, что это насилие закончится удовольствием я избавилась почти сразу, когда в лицо мне прилетел кулак, а в задницу насухо стали пихать пальцы.
— Ты слушаешь меня? — заныла снова Вася и подняла взгляд, я обошла барную стойку и погладила белокурую голову. Та сразу прижалась ко мне, словно котенок, почуявший человеческое тепло.
Я только надеюсь, что сестра выживет, и единственное из-за чего будет страдать из-за любви. Потому что любовь прекрасное чувство, но порой гораздо важнее, что будут, есть твои родные.
Тоже самое с мечтами.
Свою мечту стать акушером гинекологом, так же как когда то мечту выиграть соревнование по Пол Денсу* оказались прижатыми трехтонной плитой проблем и забот. Жизнь не преподносила мне подарков, и теперь ухватив Давида, я не могу его отпустить.
Пока наревевшись, Василиса прилегла поспать в гостевой спальне, я позвонила Варваре.
— Слушай, он опять звонил, — сказала она, когда сообщила общие показатели жизнедеятельности Лены.
— Кто? — не поняла я и нахмурилась. Зачем Давиду звонить? Он и так знает, где я.
— Ну, тот хрипловатый голос. Приятный такой. Спрашивал, где Майя, когда вернется. Я молчала, как ты и велела.
Поблагодарив Варю за информацию и уверив, что со мной все в порядке — да уж, лучше, чем у многих — я присела и задумалась. А кто собственно еще мог меня искать в больнице, кроме Давида?