О чём молчит Ласточка,

Но как теперь жить? Как ему, познавшему такую страсть, отпустить Юру? Как смириться, что остаётся лишь довольствоваться живой, но плоской картинкой в мониторе? И при этом всём телом помнить его пальцы: сначала нежные, а затем — яростные, до красноты сжимающие кожу. Вцепившиеся в Володю, будто тот вот-вот исчезнет.

И Володя действительно исчезал из Юриной реальности, а Юра — из его. С каждой минутой будто таял, пока окончательно не растворился в толпе.

В зале ожидания Володя набрал сообщение — наверное, во всех смыслах самое дорогое в своей жизни: «Я не сказал тебе вчера и теперь очень жалею — я люблю тебя». Но удалил — не знал, правда то или нет. А оказавшись в салоне самолёта, написал и отправил другое, уже не сомневаясь ни секунды: «Я буду безумно скучать по тебе. Уже скучаю».

Во время взлёта ужасно разболелась голова. Володя смотрел в иллюминатор — дома, машины и дороги становились всё меньше и меньше. Солнце слепило глаза. Запах Юры испарялся с кожи.

Глава 14. Точка отсчёта

Снова погружаться в повседневную рутину оказалось сродни пытке. По возвращении домой знакомая, привычная текучка и весь налаженный Володин быт поблекли в его глазах, потеряли значение и смысл, потому что здесь не было Юры.

Раньше Володя считал, что максимально комфортно устроил свою жизнь: у него есть большой дом, дело жизни, которому он посвящает всего себя, приятели, любимое существо — Герда. Теперь же всё это превратилось в пустой ненужный фон, а на передний план вышло одиночество. Оно присутствовало и раньше, но, подобно старой зарубцевавшейся ране, не болело, если лишний раз не трогать. А неделя в Германии разбередила эту рану, разодрала её края, и единственным обезболивающим стал Юра.

Открыв двери своего дома, Володя понял, что теперь для него изменилось многое. Он был рад увидеть собаку. Был рад оказаться среди родных стен, спать в своей удобной кровати, ходить по просторным комнатам, а не спотыкаться, гулять по широкому двору. Но больше его ничто не радовало. Собака — пусть и любимое существо, но не человек, кровать — удобная, но слишком велика для него, комнаты — просторные, но пустые, двор — тусклый. Всё серое, всё пустое без Юры. Во время поездки он нашёл ответы на многие вопросы, испытал незабываемые эмоции, и его жизнь разделилась на слишком явные «до» и «после».

«До» Володя не был ни в чём уверен. Не понимал, кто они друг другу, и сам себе твердил о дружбе. Не знал, какой теперь Юра, ведь видел его лишь таким, каким он выходил с ним на связь. Был больше влюблён в воспоминания о солнечном подростке из своей юности, а не в самого Юру.

«После», хоть многие вопросы решились, других стало ещё больше. Теперь Володя понимал, кто они друг другу. Они — пара. Между ними отношения. И, может, звучало это и здорово, но они всё ещё жили в разных странах, их всё ещё разделяли километры дорог, и жизнь Володи будто замерла в ожидании Юриного приезда. А ещё теперь Володя знал настоящего Юру, понимал, чем тот живёт и, главное, кто его окружает.

Володя увидел, что находится за пределами его монитора и стенами кабинета. В конце концов, Володя влюбился в этого Юру — красивого, талантливого, взрослого. И чем сильнее Володя осознавал, какие теперь между ними отношения, тем мучительнее было возвращаться к онлайн-общению. Зная, какой Юра на ощупь, помня запах его кожи, мимику, жесты и тёплый взгляд, очень сложно было снова брать телефон и писать ему сообщения, снова включать компьютер и звонить ему по вечерам. Помня черты его лица, не иметь возможности рассмотреть их за помехами. Помня звучание его голоса, слышать, как его искажает связь. И, хуже всего, понимая, что они вместе, что их чувства взаимны — не иметь ни малейшего шанса оказаться рядом.

С первого дня в Харькове руки так и тянулись к подаренному диску, но Володя сознательно не давал себе ставить его. Нужно было вернуться в реальность, снова начать жить, а не грезить наяву, чему явно не поспособствовала бы Юрина музыка. Володя был уверен: едва услышит первые звуки, как снова окунётся в волшебство минувшей недели и затоскует.

Усугублялось всё тем, что Юра не мог определиться с точной датой своего приезда. Они договорились на конец марта, но всё зависело от Юриных заказчиков: от того, как быстро те пришлют сценарий и как долго будут принимать работу. А главное — не передумают ли в самый последний момент, потребовав всё переделывать.

Володя с Юрой в прежнем режиме переписывались в ICQ и созванивались в скайпе. В Германии не было таких же длинных новогодних каникул, как в Украине, и Юра засел за работу сразу же, как улетел Володя.

Тот тоже решил не расслабляться и уже шестого января вышел на работу. Охранник на вахте очень удивился, увидев начальника в пустом офисе, когда все уважающие себя люди готовили рождественский стол и ждали появления первой звезды на небе. На самом деле Володя заехал в офис скорее от скуки, чем от большой необходимости. Вечером его позвали в гости Женя с Ириной, а вот что делать весь день, Володя не знал. С утра уже успел побегать с Гердой, убрать снег во дворе и даже съездить на автомойку.

Работы накопилось немного — упущенное время навёрстывать не пришлось. Однако в каникулах был и минус: отдыхали не только те, кому положено отдыхать, но и те, кому стоило бы работать. Володя выяснил, что фуру со стройматериалами для февральского проекта задержали на двое суток на границе. Хотя до праздников Брагинский звонил Володе и уверял, что всё в порядке. Вот и доверяй ему теперь.

В обед написал Юра, и Володя сразу же предложил ему выйти в скайп.

— А ты чего это в офисе торчишь? — удивился тот, как только на экране появилось изображение. — Привет, кстати.

Володя объяснил как есть — мол, скучно сидеть дома.

— И ещё тут связь хорошая, хотел тебя услышать, а не переписываться.