— Дым пускаю — хворь выгоняю…
Крупно нарезанные листья, напоминавшие картофельную ботву, потрескивали в трубке, как конопля на сковородке, а густой дым приятно согревал грудь. Уж и не знаю, от табака или от смеха, но только тетя повеселела, ей стало легче откашливаться, и по ночам она не так надсадно хрипела.
В воскресенье, едва солнышко спряталось вдалеке за лесом, я подкрался к дому мастера. Феликсас, как условились, уже поджидал за сараем. Без долгих разговоров он повел меня к пригорку, где на зиму зарывали картошку.
— Давай разберем по частям, — предложил я. — Ствол понесем отдельно, приклад отдельно. Ленька уже ждет…
— Нет, брат, так легко приклад нам не снять, — ответил Феликсас. — Я кольца наглухо забил — надежней не бывает.
— Так как же мы тогда понесем?
— Не мы, а ты понесешь…
Но Феликсас только пугал меня. На самом деле он заранее все продумал: винтовка была так искусно обмотана соломой, что ничем не отличалась от обыкновенного снопа. Сунул под мышку — и неси… Однако не тут-то было: тяжеловатой оказалась для меня соломка.
— Ну-у… — укоризненно протянул Феликсас. — Этак каждый дурак заметит. Вот как нужно нести, чтобы сноп легким, как перышко, казался. Ладно уж, давай его сюда…
На радостях я схватил толстую палку — для острастки и стал подстраиваться к размашистому шагу Феликсаса. Я предложил идти полем, вдоль кустарника, а он уверял, что по тропе лучше:
— Поля еще не просохли, до ночи по грязи не доберемся. Да и увидит кто, тут же догадается, что мы боимся чего-то. Шпарь прямиком да пореже оглядывайся!
Поначалу все шло как надо. Нам повстречалась какая-то заплаканная женщина, она чуть не бегом устремилась к дому старосты. Потом мы нагнали двух девочек. Они несли полкаравая и о чем-то громко щебетали, отламывая по кусочку хлеб и отправляя его в рот. Протарахтел мимо на телеге запоздалый возница, и никто из встречных на нас даже не глянул. Бо́льшая часть пути осталась позади. Мы ощутили приятную легкость в ногах и прибавили шагу. Судя по всему, хозяйки готовили ужин — до нас донесся едкий запах торфяного дыма.
— Вот это запах… — втянул в себя воздух Феликсас.
— Торфом разит, — сказал я.
— Не разит, а пахнет. Дымом, навозом, весенней землей… Или пирогами только что из печи.
— Сто лет пирога не нюхал.
— И я, — подхватил Феликсас.
— А еще, — сказал я, — ужасно вкусно пахнет деготь. Но где можно нанюхаться вволю, так это в местечке, в аптеке.
Мы замолчали. Феликсас, наверно, размечтался о пироге, а я думал о Расуте.
И тут мы заметили у развилки двоих. Один был молодой, в сапогах и с велосипедом. Сначала мы даже его за полицейского приняли: велосипед блестит, голенища блестят, фуражка на голове немецкая. Второй, неказистый из себя мужичонка, что-то объяснил велосипедисту, потом развел руками и пошел своей дорогой, чавкая по грязи клумпами. А тот, первый, уставился на нас, поджидая, когда мы подойдем ближе.
ebooksa