Войдя в холл через пару часов, я зарычал от открывшегося передо мной зрелища.
– Блэр, так нельзя. Ты везде размазываешь краску.
– Что случилось? – Блэр повернулась с валиком в руке. – Я сделала все так, как ты сказал, не так ли? Снизу вверх?
– Я сказал сверху вниз. И ты не можешь вот так просто взять и намотать его на валик.
Она покрасила комнату так, что это выглядело как гигантские белые буквы W, пляшущие по всей стене.
Блэр глянула на свою работу.
– Я просто хотела нанести как можно больше краски. Я не знала, что она такая дорогая.
Я покачал головой. А ведь утром я скривился, когда Блэр вызвалась начать красить фойе самостоятельно, чтобы не мешать моей пробежке, но у меня не хватило духу отказать.
– Все в порядке. Слушай, почему бы тебе не позволить мне заняться покраской?
– Потому что я хочу помочь. Ты вчера сделал всю подготовительную работу.
– Ты помогла мне с оклейкой. Это очень важный шаг.
Блэр покрасовалась и вытерла лоб, оставив на нем белое пятно. На моей старой футболке угольного цвета, которую я дал ей для работы, тоже были пятна краски, и, судя по ее заднице в этих мешковатых джинсах, Блэр, похоже, либо сидела в краске, либо ударилась о влажную стену.
– Спасибо.
– Но здесь я буду работать сам, хорошо? – Я взял валик из ее рук.
– Хорошо. – На секунду она показалась мне разочарованной.
– Слушай, у меня есть идея, – сказал я, пытаясь подбодрить ее. – Почему бы тебе не связаться с моей мамой и не узнать, нет ли у нее тех старых фотографий, о которых ты спрашивала?
Снова воодушевленная, Блэр взяла мокрую мочалку, лежавшую на табуретке, и вытерла руки.
– Хорошая идея. Я позвоню ей прямо сейчас.
– Отлично.
Она оглядела фойе.