Во время представления «Le petit Faust»[4]
И ты осмеяна, и твой черед настал!Но, Боже правый! Гретхен, ты ли это?Ты – чистое создание поэта,Ты – красоты бессмертный идеал!О, если б твой творец явился между намиИз заточенья своего,Какими б жгучими слезамиСверкнул орлиный взор его!О, как бы он страдал, томился поминутно,Узнав дитя своей мечты,Свои любимые чертыВ чертах француженки распутной!Но твой творец давно в земле сырой,Не вспомнила о нем смеющаяся зала,И каждой шутке площаднойБессмысленно толпа рукоплескала…Наш век таков. Ему и дела нет,Что тысячи людей рыдали над тобою,Что некогда твоею красотоюБыл целый край утешен и согрет.Ему бы только в храм внести слова порока,Бесценный мрамор грязью забросать,Да пошлости наклеивать печатьНа всё, что чисто и высоко!Лето или осень 1869А. С. Даргомыжскому
С отрадой тайною, с горячим нетерпеньемМы песни ждем твоей, задумчивый певец!Как жадно тысячи сердецТебе откликнутся могучим упоеньем!Художники бессмертны: уж давноПокинул нас поэта светлый гений,И вот «волшебной силой песнопений»Ты воскресаешь то, что им погребено.Пускай всю жизнь его терзал венец терновый,Пусть и теперь над ним звучит неправый суд,Поэта песни не умрут:Где замирает мысль и умолкает слово,Там с новой силою аккорды потекут…Певец родной, ты брат поэта нам родного,Его безмолвна ночь, твой ярко блещет день, —Так вызови ж скорей, творец «Русалки», сноваЕго тоскующую тень!Конец 1860-х годовОгонек
Дрожа от холода, измучившись в пути,Застигнутый врасплох суровою метелью,Я думал: лошадям меня не довезтиИ будет мне сугроб последнею постелью…Вдруг яркий огонек блеснул в лесу глухом,Гостеприимная открылась дверь пред нами,В уютной комнате, пред светлым камельком,Сижу обвеянный крылатыми мечтами.Давно молчавшая опять звучит струна,Опять трепещет грудь волненьями былыми,И в сердце ожила старинная весна,Весна с черемухой и липами родными…Теперь не страшен мне протяжный бури вой,Грозящий издали бедою полуночной,Здесь – пристань мирная, здесь – счастье и покой,Хоть краток тот покой и счастье то непрочно.О, что до этого! Пускай мой путь далек,Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая,Теперь мне хорошо… Свети, мой огонек,Свети и грей меня, на подвиг ободряя!1871А. Н. Островскому
Лет двадцать пять назад спала родная сцена,И сон ее был тяжек и глубок…Но вы сказали ей: что ж, «Бедность не порок»,И с ней произошла благая перемена.Бесценных перлов ряд театру подаря,За ним «Доходное» вы утвердили «место»,И наша сцена, вам благодаря,Уже не «Бедная невеста».Заслуги ваши гордо вознеслись,А кто не видит их иль понимает ложно,Тому сказать с успехом можно:«Не в свои сани не садись!»18 февраля 1872А. Н. Муравьеву
Уставши на пути, тернистом и далеком,Приют для отдыха волшебный создал ты.На всё минувшее давно спокойным окомТы смотришь с этой высоты.Пусть там внизу кругом клокочет жизнь инаяВ тупой вражде томящихся людей, —Сюда лишь изредка доходит, замирая,Невнятный гул рыданий и страстей.Здесь сладко отдохнуть. Всё веет тишиною,И даль безмерно хороша,И, выше уносясь доверчивой мечтою,Не видит ничего меж небом и собоюНа миг восставшая душа.Июнь 1873КиевМарии Дмитриевне Жедринской
Когда путем несносным и суровымМне стала жизнь в родимой стороне,Оазис я нашел под вашим кровом,И Отдохнуть отрадно было мне.И старые и новые печали,Вчерашний бред и думы прошлых днейВ моей душе вы сердцем прочиталиИ сгладили улыбкою своей.И понял я, смущен улыбкой этой,Что царство зла отсюда далеко,И понял я, чем всё кругом согретоИ отчего здесь дышится легко.Но дни летят… С невольным содроганьемСмотрю на черный, отдаленный путь:Он страшен мне, и, словно пред изгнаньем,Пророческой тоской стеснилась грудь.И тщетно ум теряется в вопросах:Где встретимся? Когда? И даст ли БогКогда-нибудь мой страннический посохСложить опять у ваших милых ног?2 августа 1873РыбницаПамяти Н. Д. Карпова
С тех пор, как помню жизнь, я помню и тебяС улыбкой слушая младенческий мой лепетИ музу детскую навеки полюбя,Ты знал мой первый стих и первый сердца трепетВ мятежной юности, кипя избытком сил,Я гордо в путь пошел с доверчивой душою,И всюду на пути тебя я находил,В безоблачный ли день, в ночи ли под грозою.Как часто, утомясь гонением врагов,Предавшись горькому, томящему бессилью,К тебе спасался я, как под родимый кровСпасается беглец, покрыт дорожной пылью!Полвека прожил ты, но каждый день милейКазалась жизнь тебе, – ты до конца был молод.Как не было седин на голове твоей,Так сердца твоего не тронул жизни холод.Мне так дика, чужда твоей кончины весть,Так долго об руку с тобой, я шел на свете,Что, вылив из души невольно строки эти,Я всё еще хочу тебе же их прочесть!1873Падающей звезде
Бывало, теша ум в мечтаньях суеверных,Когда ты падала огнистой полосой,Тебе вверял я рой желаний эфемерных,Сменявшихся в душе нестройною толпой.Теперь опять ты шлешь мне кроткое сиянье,И взором я прильнул к летящему лучу.В душе горит одно заветное желанье,Но вверить я его не в силах… и молчу.Как думы долгие, лишивши их покрова,В одежду чуждую решуся я облечь?Как жизнь всю перелить в одно пустое слово?Как сердце разменять на суетную речь?О, если можешь ты, сроднясь с моей душою,Минуту счастия послать ей хоть одну,Тогда блесну, как ты, огнистой полосоюИ радостно в ночи безвестной утону.1873Рыбница«Как бедный пилигрим, без крова и друзей…»
Как бедный пилигрим, без крова и друзей,Томится жаждою среди нагих степей, —Так, одиночеством, усталостью томимый,Безумно жажду я любви недостижимой.Не нужны страннику ни жемчуг, ни алмаз,На груды золота он не поднимет глаз,За чистую струю нежданного потокаОн с радостью отдаст сокровища Востока.Не нужны мне страстей мятежные огни,Ни ночи бурные, ни пламенные дни,Ни пошлой ревности привычные страданья,Ни речи страстные, ни долгие лобзанья…Мне б только луч любви!.. Я жду, зову его…И если он блеснет из сердца твоегоВ пожатии руки, в немом сиянье взора,В небрежном лепете пустого разговора…О, как я в этот миг душою полюблю,С какою радостью судьбу благословлю!..И пусть потом вся жизнь в бессилии угрюмомТерзает и томит меня нестройным шумом!1873«В житейском холоде дрожа и изнывая…»
В житейском холоде дрожа и изнывая,Я думал, что любви в усталом сердце нет,И вдруг в меня пахнул теплом и солнцем маяНежданный твой привет.И снова образ твой, задумчивый, и милый,И неразгаданный, царит в душе моей,Царит с сознанием могущества и силы,Но с лаской прежних дней.Как разгадать тебя? Когда любви томленьеС мольбами и тоской я нес к твоим ногамИ говорил тебе: «Я жизнь, и вдохновенье,И всё тебе отдам!» —Твой беспощадный взор сулил мне смерть и муку;Когда же мертвецом без веры и любвиНа землю я упал… ты подаешь мне рукуИ говоришь: «Живи!»Графу Л. Н. Толстому
Когда в грязи и лжи возникшему кумируПожертвован везде искусства идеал,О вечной красоте напоминая миру,Твой мощный голос прозвучал.Глубоких струн души твои коснулись руки,Ты в жизни понял всё и всё простил, поэт!Ты из нее извлек чарующие звуки,Ты знал, что в правде грязи нет.Кто по земле ползет, шипя на всё змеею,Тот видит сор один… и только для орла,Парящего легко и вольно над землею,Вся даль безбрежная светла!1877МоскваДве ветки
Верхние ветви зеленого, стройного клена,В горьком раздумье слежу я за вами с балкона.Грустно вы смотрите: ваше житье незавидно.Что на земле нас волнует – того вам не видно.В синее небо вы взор устремили напрасно:Небо – безжалостно, небо – так гордо-бесстрастно!Бури ль вы ждете? Быть может, раскрывши объятья,Встретитесь вы, как давно разлученные братья?..Нет, никогда вам не встретиться! Ветер застонет,Листья крутя, он дрожащую ветку наклонит,Но, неизменный, суровый закон выполняя,Тотчас от ветки родной отшатнется другая…Бедные ветви, утешьтесь! Вы слишком высоки:Вот отчего вы так грустны и так одиноки!1878«Снова один я… Опять без значенья…»
Снова один я… Опять без значеньяДень убегает за днем,Сердце испуганно ждет запустенья,Словно покинутый дом.Заперты ставни, забиты вороты,Сад догнивает пустой…Где же ты светишь и греешь кого ты,Мой огонек дорогой?Видишь, мне жизнь без тебя не под силу,Прошлое давит мне грудь,Словно в раскрытую грозно могилу,Страшно туда заглянуть.Тянется жизнь, как постылая сказка,Холодом веет от ней…О, мне нужна твоя тихая ласка,Воздуха, солнца нужней!..1879Богиня и певец
Из Овидия
Пел богиню влюбленный певец, и тоской его голос звучал…Вняв той песне, богиня сошла, красотой лучезарной сияя,И к божественно юному телу певец в упоенье припал,Задыхаясь от счастья, лобзанием жгучим его покрывая.Говорила богиня певцу: «Не томися, певец мой, тоской,Я когда-нибудь снова сойду на твое одинокое ложе —Оттого что ни в ком на Олимпе не встретить мнестрасти такой,Оттого что безумные ласки твои красоты мне дороже».1870-е годыЦыганская песня
Я вновь пред тобою стою очарован…
О, пой, моя милая, пой, не смолкая,Любимую песню моюО том, как, тревожно той песне внимая,Я вновь пред тобою стою!Та песня напомнит мне время былое,Которым душа так полна,И страх, что щемит мое сердце больное,Быть может, рассеет она.Боюсь я, что голос мой, скорбный и нежный,Тебя своей страстью смутит,Боюсь, что от жизни моей безнадежнойУлыбка твоя отлетит.Мне жизнь без тебя словно полночь глухаяВ чужом и безвестном краю…О, пой, моя милая, пой, не смолкая,Любимую песню мою!1870-е годы.«Средь смеха праздного, среди пустого гула…»
Средь смеха праздного, среди пустого гулаМне душу за тебя томит невольный страх:Я видел, как слеза украдкою блеснулаВ твоих потупленных очах.Твой беззащитный челн сломила злая буря,На берег выброшен неопытный пловец.Откинувши весло и голову понуря,Ты ждешь: наступит ли конец?Не унывай, пловец! Как сон, минует горе,Затихнет бури свист и ропот волн седых,И покоренное, ликующее мореУ ног уляжется твоих.1870-е годы«Прости меня, прости! Когда в душе мятежной…»
Прости меня, прости! Когда в душе мятежнойУгас безумный пыл,С укором образ твой, чарующий и нежный,Передо мною всплыл.О, я тогда хотел, тому укору вторя,Убить слепую страсть,Хотел в слезах любви, раскаянья и горяК ногам твоим упасть!Хотел все помыслы, желанья, наслажденья —Всё в жертву принести.Я жертвы не принес, не стою я прощенья…Прости меня, прости!1870-е годы«Когда любовь охватит нас…»