Когда любовь охватит насСвоими крепкими когтями,Когда за взглядом гордых глазСледим мы робкими глазами,Когда не в силах превозмочьМы сердца мук и, как на страже,Повсюду нас и день и ночьГнетет всё мысль одна и та же,Когда в безмолвии, как тать,К душе подкра́дется измена, —Мы рвемся, ропщем и бежатьХотим из тягостного плена.Мы просим воли у судьбы,Клянем любовь – приют обмана,И, как восставшие рабы,Кричим: «Долой, долой тирана!»Но если боги, вняв мольбам,Освободят нас от неволи,Как пуст покажется он нам,Спокойный мир без мук и боли.О, как захочется нам вновьЦепей, давно проклятых нами,Ночей с безумными слезамиИ слов, сжигающих нам кровь…Промчатся дни без наслажденья,Минуют годы без следа,Пустыней скучной, без волненьяНам жизнь покажется…Тогда,Как предки наши, мы с гонцамиПошлем врагам такой привет:«Обильно сердце в нас мечтами,Но в нем теперь порядка нет,Придите княжити над нами…»1870-е годыА. А. Жедринскому
Не говори о ней! К. чему слова пустые?Но я тебе скажу, что жалкою толпойПред ней покажутся красавицы другие,Как звезды тусклые пред яркою звездой.Ее не исказил обычай жизни светской,Свободна и светла она меж нас идет,Не видно вам огня из-за улыбки детской…Но счастлив будет тот, кто в ней огонь зажжет!Не говори о ней цветам, деревьям, тучам…Но в сердце я твоем привык читать давно:Я вижу, что любви сиянием могучим,Как солнечным лучом, оно озарено!Оно забилось всем, что свято и высоко:И жалостью к другим, и верою в людей…О, как свою любовь ни затаи глубоко,Невольно всё в тебе заговорит о ней!Конец 1870-х годов?Воспоминание
Как тиха эта ночь! Всё сидел бы без дум,Да дышал полной грудью, да слушал…И боишься, чтоб говор какой или шумЭтот чудный покой не нарушил.Но покоя душе моей нет! Его прочьГонит дума печальная…Мне иная припомнилась ночь —Роковая, прощальная…В эту ночь – о, теперь, хоть теперь,Когда кануло всё без возврата,Когда всё так далёко, поверь,Я люблю тебя нежно и свято! —Мы сидели одни. Бледный день наступал.Догорали ненужные свечи.Я речам твоим жадно внимал…Были сухи и едки те речи.То сарказмом звучали, иронией злой,То, как будто ища мне мучения нового,Замолкали искусно порой,Чтоб не дать объясненья готового.В этот миг я бы руки с мольбою простер:«О, скажи мне хоть слово участья,Брось, как прежде, хоть ласковый взор, —Мне иного не надобно счастья!»Но обида сковала язык,Головой я бессильно поник.Всё, что гордостью было, в душе подымалося;Всё, что нежностью было, беспомощно сжалося, —А твой голос звучал торжествомИ насмешкой терзал ядовитоюНад моим помертвелым лицомДа над жизнью моею разбитою…Конец 1870-х или начало 1880-х годов?РыбницаНа новый 1881 год
Вся зала ожидания полна,Партер притих, сейчас начнется пьеса.Передо мной, безмолвна и грозна,Волнуется грядущего завеса.Как я, бывало, взор туда вперял,Как смутный каждый звук ловил оттуда!Каких-то новых слов я вечно ждал,Какого-то неслыханного чуда.О Новый год! Теперь мне всё равно,Несешь ли ты мне смерть и разрушенье,Иль прежних лет мне видеть сужденоБесцветное, тупое повторенье…Немного грез – осколки светлых дней —Как вихрем, он безжалостно развеет,Еще немного отпадет друзей,Еще немного сердце зачерствеет.Декабрь 1880Отравленное счастье
Зачем загадывать, мечтать о дне грядущем,Когда день нынешний так светел и хорош?Зачем твердить всегда в унынии гнетущем,Что счастье ветрено, что счастья не вернешь?Пускай мне суждены мучения разлукиИ одиночества томительные дни —Сегодня я с тобой, твои целую руки,И ночь тиха, и мы одни.О, если бы я мог, хоть в эту ночь немую,Забыться в грезах золотыхИ всё прошедшее, как ношу роковую,Сложить у милых ног твоих.Но сердце робкое, привыкшее бояться,Не оживет в роскошном сне,Не верит счастию, не смеет забыватьсяИ речи скорбные нашептывает мне.Когда я удалюсь, исполненный смущенья,И отзвучат шаги мои едва,Ты вспомнишь, может быть, с улыбкою сомненьяМои тревожные моленья,Мои горячие и нежные слова.Когда враги мои холодною толпоюНачнут меня язвить и их услышишь ты,Ты равнодушною поникнешь головоюИ замолчишь пред наглою враждою,Пред голосом нелепой клеветы.Когда в сырой земле я буду спать глубоко,Бессилен, недвижим и всеми позабыт, —Моей могилы одинокойТвоя слеза не оросит.И, может быть, в минуту злую,Когда мечты твои в прошедшее уйдут,Мою любовь, всю жизнь мою былуюТы призовешь на строгий суд, —О, в этот страшный час тревоги, заблужденья,Томившие когда-то эту грудь,Мои невольные, бессильные паденьяТы мне прости и позабудь.Пойми тогда, хоть с поздним сожаленьем,Что в мире том, где друг твой жил,Никто тебя с таким самозабвеньем,С таким страданьем не любил.1881«Из отроческих лет он выходил едва…»
Из отроческих лет он выходил едва,Когда она его безумно полюбилаЗа кудри детские, за пылкие слова.Семью и мужа – всё она тогда забыла!Теперь пред юношей, роскошна и пышна,Вся жизнь раскинулась, – орел расправил крылья,И чует в воздухе недоброе она,И замирает вся от гневного бессилья.В тревоге и тоске ее блуждает взгляд,Как будто в нем застыл вопрос и сердце гложет:«Где он, что с ним, и с кем часы его летят?..»Всё знать она должна и знать, увы! – не может.И мечется она, всем слухам и речамВнимая горячо, то веря, то не веря,Бесцельной яростью напоминая намПредсмертные прыжки израненного зверя.Март 1882Г. Карцову
Настойчиво, прилежно, терпеливо,Порой таинственно, как тать,Плоды моей фантазии ленивойТы в эту вписывал тетрадь.Укрой ее от любопытных взоров,Не отдавай на суд людей,На смех и гул пристрастных приговоровЗаветный мир души моей!Когда ж улягусь я на дне могилыИ, покорясь своей судьбе,Одну лишь память праздного кутилыОставлю в мире по себе, —Пускай тебе тетрадь напомнит этаСердечной дружбы нашей дни,И ты тогда забытого поэтаХоть добрым словом помяни!6 октября 1882Бред
Несется четверка могучих коней,Несется, как вихорь на воле,Несется под зноем палящих лучейИ топчет бесплодное поле.То смех раздается, то шепот вдвоем…Всё грохот колес заглушает,Но ветер подслушал те речи тайкомИ злобно их мне повторяет.И в грезах недуга, в безмолвье ночейЯ слышу: меня нагоняя,Несется четверка могучих коней,Несется нещадная, злая.И давит мне грудь в непосильной борьбе,И топчет с неистовой силойТо сердце, что было так верно тебе,Тебя горячо так любило!И странно ты смотришь с поникшим челомНа эти бесцельные муки,И жалость проснулася в сердце твоем:Ко мне простираешь ты руки…Но шепот и грохот сильней и грозней…И, пыль по дороге взметая,Несется четверка могучих коней,Безжизненный труп оставляя.1882Утешенная
Дика, молчалива, забав не любя,От жизни ждала ты чего-то,И люди безумной назвали тебя,Несчастную жертву расчета.Вдали от отчизны чужая странаС любовью тебя приютила;По берегу озера, вечно одна,Ты грустною тенью бродила.И, словно покорствуя злобной судьбе,Виденья тебя посещали,И ангел прекрасный являлся тебеВ часы одинокой печали.Глаза его жалостью были полны,Участием кротким, небесным,И белые крылья при свете луныГорели алмазом чудесным.Тебе говорил он: «Не вечно же тутСудьба тебе жить указала,Утешься, страдалица, годы пройдут,А счастия в жизни не мало!»И годы прошли молодые твои,Ты вынесла всё терпеливоИ снова в кружок нелюбимой семьиВернулась, дика, молчалива.По рощам знакомым, по тихим полямТы грустною тенью блуждала…Однажды ты юношу встретила там —И в ужасе вся задрожала.На бледных устах твоих замер привет;Он снова стоял пред тобою,Тот ангел прекрасный исчезнувших лет,Но жизнью дышал он земною!Блистали глаза из-под черных бровей,И белые зубы сверкали,И жаром неопытных юных страстейРумяные щеки пылали.Не кротость участия взор выражал:Царем он казался могучим,И очи и плечи твои покрывалЛобзанием долгим и жгучим.Сбылось предсказанье, свершились мечты.Да, счастия в жизни не мало:За годы безумья тяжелого тыБезумье блаженства узнала.Февраль 1883Санкт-Петербург«О да, поверил я. Мне верить так отрадно…»
О да, поверил я. Мне верить так отрадно…Зачем же вновь в полночной тишинеСомненья злобный червь упрямо, беспощадноИ душу мне грызет, и спать мешает мне?Зачем… когда ничтожными словамиМы обменяемся… я чувствую с тоской,Что тайна, как стена, стоит меж нами,Что в мире я один, что я тебе чужой.И вновь участья миг в твоем ловлю я взгляде,И сердце рвется пополам,И, как преступнику, с мольбою о пощадеМне хочется упасть к твоим ногам.Что сделал я тебе? Такой безумной мукиНе пожелаешь и врагу…Он близок, грозный час разлуки, —И верить нужно мне, и верить не могу!Май 1883«Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных…»
Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайныхСгорают юные, беспечные года,Средь пошлостей людских, среди невзгод случайныхЛюби, люби всегда!Пусть жгучая тоска всю ночь тебя терзает,Минута – от тоски не будет и следа,И счастие тебя охватит, засияет…Люби, люби всегда!Я думы новые в твоем читаю взоре,И жалость светит в нем, как дальняя звезда,И понимаешь ты теплей чужое горе…Люби, люби всегда!Август 1883«О, скажи ей, чтоб страсть роковую мою…»
О, скажи ей, чтоб страсть роковую моюПозабыла, простила она,Что для ней я живу, и дышу, и пою,Что вся жизнь моя ей отдана!Что унять не могу я мятежную кровь,Что над этою страстью больнойЗасияла иная – святая любовь,Так, как небо блестит над землей!О, сходите ко мне, вдохновенья лучи,Зажигайтеся ярче, теплей,Задушевная песня, скорей прозвучи,Прозвучи для нее и о ней!12 ноября 1883Во время болезни
Мне всё равно, что я лежу больной,Что чай мой горек, как микстура,Что голова в огне, что пульс неровен мой,Что сорок градусов моя температура!Болезни не страшат меня…Но признаюсь: меня жестокоПугают два несносных дня,Что проведу от вас далеко.Я так безумно рад, что я теперь люблю,Что я дышать могу лишь вами!Как часто я впиваюсь в вас глазамиИ взор ваш каждый раз с волнением ловлю!Воспоминаньями я полон дорогими,И хочет отгадать послушная мечта,Где вы теперь, и с кем, и мыслями какимиГоловка ваша занята…Немая ночь мне не дает ответа,И только чудится мне в пламенном бреду,Что с вами об руку идуЯ посреди завистливого света,Что вы моя, навек моя,Что я карать могу врагов неправых,Что страх вселять имею право яВ завистниц ваших глупых, но лукавых…Когда ж очнуся я средь мертвой тишины —Как голова горит, как грудь полна страданья!И хуже всех болезней мне сознанье,Что те мечты мечтами быть должны.9 января 1884«Письмо у ней в руках. Прелестная головка…»
Письмо у ней в руках. Прелестная головкаСклонилася над ним, одна в ночной тиши,И мысль меня страшит, что, может быть, неловкоИ грустно ей читать тот стон моей души…О, только б ей прожить счастливой и любимой,Не даром ввериться пленительным мечтам…И помыслы мои всю ночь текут неудержимо,Как волны Волхова, текут к ее ногам…21 сентября 1884«О, будьте счастливы! Без жалоб, без упрека…»
О, будьте счастливы! Без жалоб, без упрека,Без вопля ревности пустойЯ с вами расстаюсь… Пускай один, далекоЯ буду жить с безумною тоской,С горячими, хоть поздними мольбамиПеред потухшим алтарем.О, будьте счастливы, – я лишний между вами,О, будьте счастливы вдвоем!Но я б хотел – прости мое желанье, —Чтобы назло слепой судьбеПорою в светлый миг свиданьяМой образ виделся тебе;Чтоб в тихом уголке иль средь тревоги бальнойСмутил тебя мой стих печальный,Как иногда при блеске фонарейСмущает поезд погребальныйНа свадьбу едущих гостей.Декабрь 1884Графу А. В. Адлербергу
Когда мы были с ней и песнь ее звучала,Всё делалось вокруг теплее и светлей,И с благодарностью шептали мы, бывало:«Дай Боже счастья ей!»Когда же злая жизнь бросала тень печалиОт милого лица и ласковых очей,С боязнью и мольбой мы часто повторяли:«Дай Боже счастья ей!»И сердце гордое, что билось так спокойно,Заговорило вдруг сильней и горячей…О, счастье нужно ей, она его достойна…«Дай Боже счастья ей!»Увы! Разлуки час всё ближе подступает,И мы в смущении покорно говорим:«Для солнца и любви она нас покидает,Дай Боже счастья им!»Январь 1885Пешеход
Без волненья, без тревогиОн по жизненной дорогеВсё шагает день и ночь,И тоски, его гнетущей,Сердце медленно грызущей,Он не в силах превозмочь.Те, что знали, что любили,Спят давно в сырой могиле;Средь неведомых равнинРазбрелися остальные —Жизни спутники былые…Он один, совсем один.Равнодушный и бесстрастный,Он встречает день прекрасный,Солнце только жжет его;Злая буря-непогодаНе пугает пешехода,И не ждет он ничего.Мимо храма он проходитИ с кладбища глаз не сводит,Смотрит с жадною тоской…Там окончится мученье,Там прощенье, примиренье,Там забвенье, там покой!Но, увы! не наступаетМиг желанный… Он шагаетДень и ночь, тоской томим…Даже смерть его забыла,Даже вовремя могилаНе открылась перед ним!Февраль 1885Перед операцией
Вы говорите, доктор, что исходСомнителен? Ну что ж, господня воля!Уж мне пошел пятидесятый год,Довольно я жила. Вот только бедный КоляМеня смущает: слишком пылкий нрав,Идеям новым предан он так страстно,Мне трудно спорить с ним – он, может быть,и прав, —Боюсь, что жизнь свою загубит он напрасно.О, если б мне дожить до радостного дня,Когда он кончит курс и выберет дорогу.Мне хлороформ не нужно: слава Богу,Привыкла к мукам я… А около меняПортреты всех детей поставьте, доктор милый,Пока могу смотреть, хочу я видеть их.Поверьте: в лицах дорогихЯ больше почерпну терпения и силы!..Вы видите: вон там, на той стене,В дубовой рамке Коля, в черной – Митя…Вы помните, когда он умер в дифтеритеЗдесь, на моих руках, вы всё твердили мне,Что заражусь я непременно тоже.Не заразилась я, прошло тринадцать лет…Что вытерпела я болезней, горя… Боже!Вы, доктор, знаете… А где же Саша? Нет!Тут он с своей женой… Бог с нею!Снимите тот портрет, в мундире, подле вас;Невольно духом я слабею,Как только встречу взгляд ее холодных глаз.Всё Сашу мучит в ней: бесцельное кокетство,Характер адский, дикая враждаК семейству нашему… Вы знали Сашу с детства,Не жаловался он ребенком никогда,А тут, в последний раз, – но это между нами —Он начал говорить мне о жене,Потом вдруг замолчал, упал на грудь ко мнеИ плакал детскими, бессильными слезами…Я людям всё теперь простить должна,Но каюсь: этих слез я не простила…А прежде как она любила,Каким казалась ангелом она!..Вот Оля с детками. За этих, умирая,Спокойна я. Наташа, ангел мой!Уставила в меня глазенки, как живая,И хочет выскочить из рамки золотой.Мне больно шевельнуть рукой. ПерекреститеХоть вы меня… Смешно вам, старый атеист,Что ж делать, Бог простит! Вот так… Да отворитеОкно. Как воздух свеж и чист!Как быстро тучки белые несутсяПо неразгаданным, далеким небесам…Да, вот еще: к моим похоронам,Конечно, дети соберутся.Скажите им, что, умирая, матьБлагословила их и любит, но ни слова,Что я так мучилась… Зачем их огорчать!Ну, доктор, а теперь начните – я готова!..Июль 1886Послание К. Р.
Ваше высочество, ваш благосклонныйДар получил я вчера.Он одиночество ночи бессоннойМне услаждал до утра.Верьте: не блеск и величие санаДушу пленяют мою;Чужды мне льстивые речи обмана,Громких я од не пою.В книге, как в зеркале, оком привычнымВижу я отблески лиц, —Чем-то сердечным, простым, симпатичнымВеет от этих страниц.Кажется, будто на миг забываяСвета бездушного шум,В них приютилася жизнь молодая,Полная чувства и дум.Жизнь эта всюду: в Венеции милой,В грезах любви золотой,В теплой слезе над солдатской могилой,В сходках семьи полковой…Пусть вдохновенная песнь раздаетсяЧаще, как добрый пример;В памяти чутких сердец не сотретсяМилая надпись: К. Р.Трудно мне кончить: слова этикетаПлохо вставляются в стих,Но как поэт Вы простите поэта.Если он кончит без них!16 августа 1886«Проложен жизни путь бесплодными степями…»
Проложен жизни путь бесплодными степями,И глушь, и мрак… ни хаты, ни куста…Спит сердце; скованы цепямиИ разум, и уста,И даль пред намиПуста.И вдруг покажется не так тяжка дорога,Захочется и петь, и мыслить вновь.На небе звезд горит так много,Так бурно льется кровь…Мечты, тревога,Любовь!О, где же те мечты? Где радости, печали,Светившие нам ярко столько лет?От их огней в туманной далиЧуть виден слабый свет…И те пропали…Их нет.